После этого впечатляющего события Фрайтаг-Лорингхофен устроил приемный лагерь, где он назначил комиссию для отсева настоящих казаков от остальных пленных, которые прибывали к нему, изможденные и в лохмотьях, из транзитных лагерей. В то же время путем сурового и скорого отбора командующим тыловым районом была сформирована казачья милиция атамана Доманова. Казачье самоуправление официально властями Полтавы не было разрешено, но предполагалось, что оно существует, коль скоро местные гетманы обеспечивают доставку излишков урожая немцам.
Более решительные шаги были предприняты на землях кубанских казаков, которые образовали тыловой район группы армий «А». По приказу канцелярии Вагнера от 1 октября 1942 г. шесть местных районов со 160 тыс. жителей составили самоуправляющийся район. Впоследствии он был увеличен в размерах, несмотря на возражения Арно Шикеданца, чей рейхскомиссариат должен был простираться на севере до линии Ростов — Астрахань. 10 ноября Гитлер сам одобрил совместную прокламацию Кейтеля и Розенберга, обещавшую предоставление казакам ограниченных прав собственности и автономии. Но было уже слишком поздно делать различие между одним видом «недочеловека» и другим. Весь «медовый месяц» с донскими, кубанскими и терскими казаками длился менее шести месяцев. Единственное обещание, которое немцы сумели сдержать, — это создание казачьей армии. Вместе с германской армией отступали 70 тыс. бойцов-казаков — достаточно для того, чтобы сформировать вначале дивизию, а потом и армейский корпус.
С казачеством у национал-социализма не могло быть распрей, потому что оба движения были воинствующими, антибольшевистскими и антисемитскими, к тому же у казаков не было ни нефти, ни промышленности и было мало того, что стоило бы реквизиции. Ситуация стала более деликатной, когда немцы подошли к предгорьям Кавказа. Вряд ли кто предполагал в августе 1942 г., что «золотые фазаны» оставят без внимания район, уже включавший в себя нефтепромыслы и рудники бассейна Терека и который скоро может включить в себя Тифлис и Баку. И все же Эдуард Вагнер был намерен остановить их. Поэтому он обеспечил назначение «специально приданного Кавказу генерала» в лице генерал-полковника Эрнста Кестринга. Это был не самый лучший выбор, так как Кестрингу было уже шестьдесят шесть. С другой стороны, он обладал большими практическими знаниями о России, чем любой другой генерал. Родившись в Москве, Кестринг занимался оккупационными проблемами еще в 1918 г., когда возглавлял германскую военную миссию при гетмане Скоропадском в Киеве. Он был военным атташе в Москве в 1927–1930 гг., а потом опять в 1935–1941 гг. Как мы уже видели, Кестринг был глубоко посвящен в секреты плана «Барбаросса». Тем не менее в июле 1941 г., когда Кестринга репатриировали под защитой дипломатической неприкосновенности, Гитлер обиделся на его пессимистическую позицию. Около года у Кестринга не было официальной работы, но он сам находил себе дело. Как раз в этот момент на него поступила жалоба, поскольку он сопровождал своего старого шефа графа Вернера фон дер Шуленбурга в комиссии, отбиравшей добровольцев из лагерей для военнопленных. У Кестринга было обаяние, которое помогало ему пережить большинство жалоб. Хотя он был сыном книготорговца, его коллеги по профессии в Красной армии обычно называли его «последним бароном», потому что они сохранили свой снобизм, а балтийские бароны были тем классом, который они уважали. В германской армии он был «мудрым марабу», потому что его большой крючковатый нос и многочисленные морщины вокруг глаз придавали ему сходство с этой птицей из семейства аистовых. В британской армии ему наверняка дали бы прозвище «птица-секретарь».
Кестринг явился к Вагнеру в Винницу 10 августа 1942 г. Тогда в районе Винницы находилась ставка Гитлера и располагался штаб оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта. Вагнер жил за городом, вдали от этого осиного гнезда, но демоны поселились у потеющего генерал-квартирмейстера не просто за Южным Бугом, но и положительно в бывшей советской психиатрической больнице. В этих помещениях, клинически чистых, но просторных, Вагнер принял Кестринга и сообщил ему о благоприятных знаках для работоспособной администрации за Доном. Кестринг узнал, что, несмотря на одобрение Гитлером идеи кавказских национальных легионов, существует опасность, что кавказской региональной автономии будет противодействовать управление четырехлетнего плана. Кестринг должен был стать нужным человеком на месте, «который сможет отличить здравый смысл от безумия». Когда, однако, Кестринг спросил Вагнера, думает ли тот, что родина кавказских народов будет когда-либо оккупирована, Вагнер коротко бросил: «Нет».