Цена сомнения

— Хорошие же люди вам попадаются, — прокомментировала Амелия.

— А что, он приятный малый.

— Мама сказала нам всем и каждому, — сообщила Амелия, — что если кто-нибудь из нас хоть раз прикоснется к этой гадости, то сделает из него калеку. А она зря не говорит. У меня мама сухощавая такая, но сделана из железа. Она предпочла бы, чтобы мы были мертвыми, чем наркоманами.

— А эту штуку легко достать? — полюбопытствовал Роджер.

— Если есть деньги, то и достать несложно. В этом городе, если есть деньги, всё можно достать.

— И Ральф то же говорил.

— Кто-кто, а этот Ральф всё знает. Это такой прожженный тип.

— Как бы там ни было, вот всё, что у меня осталось, — произнес Роджер и с этими словами запустил руку в карман и достал оттуда сложенную пачку купюр. Переложив их в левую руку, он снова залез в карман и достал оттуда мелочь. Мелочи было семьдесят два цента, а купюр — две по пять долларов и четыре по одному. — Итого, четырнадцать долларов семьдесят два цента, — закончил Роджер подсчет.

— Миллионер. Как вы и говорили.

— Точно.

— Точно, — в том ему произнесла Амелия.

— Чего бы вы сейчас хотели? — поинтересовался Роджер.

— Не знаю. А-а, вот: покажите-ка мне город. Покажите мне ваш, — Амелия подчеркнула последнее слово, — город.

— Мой город? Это не мой город, Амелия.

— Я имею в виду — город белого человека.

— Я не знаю разницы между его городом и вашим городом. Я здесь чужой.

— Который встречается с другом рядом с полицейским участком, — неожиданно сказала Амелия.

— Да, — промолвил Роджер и внимательно посмотрел на нее.

— И с которым так и не встретился.

— Не очень-то и хотелось.

— Нашли где искать друга — возле полицейского участка. Так, и куда вы меня поведете, мистер? В какую часть города? — поинтересовалась Амелия.

— Я знаю, куда, — решительно произнес Роджер.

— Так куда же?

— Здесь есть место, куда мне давно хотелось попасть. В первый раз мать привезла меня в этот город, когда мне было десять лет, и мы ещё в тот раз собирались поехать туда, но в тот день пошел дождь. Пойдемте, — сказал Роджер и взял Амелию за руку.

— Куда? — спросила она.

— Пошли, пошли.

* * *

Чертово колесо бездействовало, американские горки с их деревянными опорами темнели на фоне неприветливого февральского неба, и не доносилось оттуда ни грохота тележек, ни криков и визга подростков. Дощатые пешеходные дорожки, проходившие через пляж, были прочно прикреплены к опорным столбам, чтобы их не сорвало ветром, который завывал над океаном, поднимал песчаные вихри на берегу, раскачивал ограждения из металлических труб и отчаянно набрасывался на промокшие и обветренные деревянные сооружения. Прошлогодняя газета, выцветшая и порванная, взлетела в воздух и, словно странная птица, испуганно бьющая крыльями, закружила над минаретами аттракциона под названием "Тысяча и одна ночь". Всевозможные качели и карусели были зачехлены и, молчаливые и неподвижные, дожидались весны, а ветер трепал брезентовые чехлы аттракционом, стараясь сорвать их, свистел в металлических конструкциях. Не было слышно зычных голосов зазывал, предлагающих сыграть на деньги либо попробовать свою силу и мастерство в играх, не раздавались крики продавцов бутербродов с сосисками или пиццы и вообще до ушей Роджера и Амелии не доносилось никаких иных звуков, кроме завываний ветра и шума прибоя.

Вдоль дощатой дорожки были расставлены облупившиеся зеленые скамейки.

В дальнем конце деревянного настила неподвижно стоял старик и смотрел на океан.

— Вы здесь раньше никогда не были? — спросила Амелия.

— Нет, — ответил Роджер.

— Тогда вы выбрали чудесное время приехать сюда.

— Тут сейчас, как в фильме ужасов, правда? — сказал Роджер и вспомнил о вчерашнем дне и о Молли.

— Мы здесь стоим сейчас, будто на краю света, — оценила обстановку Амелия, а Роджер с любопытством повернулся к ней и посмотрел на нее. — Что такое? — спросила она.

— Не знаю. Вот вы сейчас сказали… Минуту назад у меня тоже было такое же чувство, будто оба мы стоим на краю света.

— Не оба, а трое.

— Что? Ах, да, ещё старик.

— Этот старик — вроде моей дуэньи, — промолвила Амелия.

— А что это такое?

— Дуэнья? Это испанское слово. В Испании, когда молодая девушка выходит на прогулку с парнем, она должна взять с собой дуэнью, обычно тетю или ещё какую родственницу, чтобы она сопровождала её. Это мне папа рассказывал. Он ведь испанец, я вам говорила?

— Да.

— То есть не пуэрториканец, а именно испанец.

— А какая разница?

— О, в этом городе — это большая разница. В этом городе очень плохо быть цветным, но самое плохое — это быть пуэрториканцем.

— Почему это?