— У вас есть крыша над головой?
— Да, есть.
Амелия пожал плечами.
— Думаю, можно было бы пойти туда, отогреться.
— Можно, — согласился Роджер.
Они повернулись спиной к океану и пошли к выходу из парка. Амелия взяла его под руку, потом прислонила голову к плечу, а ему думалось, какая же она симпатичная, он чувствовал на руке её пальцы, которые иногда сжимали её, и ещё он думал о том, что у него никогда в жизни не было симпатичных девушек и что вот эта девушка — действительно хорошенькая, даже очень, но, правда, цветная. Последнее мешало ему. Роджеру было стыдно, что его первая в жизни симпатичная девушка — цветная. Правда, Молли была тоже симпатичная, но понимание этого пришло попозже, не сразу. Это было и в правду занятно: Молли была не с самого начала симпатичной. А эта девушка, эта цветная девушка, которая сейчас опирается на его руку и прислонила голову к плечу, действительно симпатичная. У неё красивые глаза, милая улыбка, хорошие груди и точеные ноги, только вот очень жаль, что она цветная, хотя кожа у неё тепло-коричневого оттенка. Нет, нечего терять голову из-за цветной девчонки, сказал себе Роджер.
— Послушайте, — прервал он молчание.
— Да?
— Я думаю, надо возвращаться, и, может быть… вам надо вернуться в аптеку.
— Что? — не поняла Амелия.
— Я говорю… вам следует пойти на работу во второй половине дня.
— Что? — снова не поняла Амелия.
— А потом я смог бы… м-м… зайти за вами попозже, может быть, после работы, и… м-м… мы, может, смогли бы поужинать вместе, хорошо?
Амелия как вкопанная остановилась на деревянных мостках. Ветер пытался сорвать с неё голубой платок, окутывавший голову и крепко завязанный на подбородке. Девушка взглянула на него недоуменно и отчасти вызывающе. В опущенных руках она держала перед собой сумочку. Некоторое время она стояла не шелохнувшись, сверля его взглядом своих карих глаз.
— О чем вы говорите? — наконец обрела дар речи Амелия. — Я уже сказала хозяину, что у меня головная боль. С какими глазами я сейчас вернусь и что скажу ему?
— Но мы попозже встретимся, — пробормотал Роджер, — поужинаем вместе.
— Вы что, совсем?.. Она не дала вырваться словам, вертевшимся на языке, и только раздраженно вздохнула. Помолчав, Амелия подняла на него глаза и рассерженно спросила:
— Что это, в конце концов, значит?
— Ничего.
— Две минуты назад, когда вы меня целовали…
— Я просто обещал кое-кому…
— Так что вас так напугало? Скажите, я хочу знать. Вам не нравится, как я целуюсь?
— Нравится.
— Тогда что же? А-а, я думаю, вы боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь привести к себе цветную?
— Не в этом дело.
— Если хотите, можем пойти к нам, в любой момент. Но в нашем доме — только цветные, и там полно крыс, под ногами бегают. И трубы протекают, и проволока торчит…
— Где я остановился, тоже есть крысы.
— Правда, моей матери не понравится, если я, — это слово она подчеркнула, — приведу в дом белого мужчину. Она опять заведет свое, она мне про это все уши прожужжала, ещё когда я была маленькой: "Золотко, берегись этих белых мужчин, они только и думают, чтобы залезть к тебе под платьице и лишить тебя девственности".
— Послушайте, Амелия…
— Но моя мамочка, моя железная мамочка, одного только не знает — что её дорогая маленькая Амелия лишилась этой девственности в двенадцать лет, летом, на крыше дома. И сделал это не белый мужчина и даже не белый мальчик. Это были шесть человек из уличной банды, называвшей себя "Персидские боги". Это были негры, такие большие и черные, каких я никогда в жизни не видела. — Амелия замолчала, потом с горькой иронией добавила: — А моя дуэнья тем летом была на отдыхе, я думаю. Где-нибудь на пляже. В Песчаной бухте, где собираются сливки общества, не иначе. Так в чем дело, Роджер?
— Ни в чем?
— Вы не голубенький случайно?
— Какой?
— Не гомик?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Встретимся попозже, вот и всё, — продолжал вилять Роджер. — Просто мой друг… ну, тот, о котором я говорил…
— Да, и что?
— Просто надо встретиться с ним.
— Какой удобный друг!
— Мне надо увидеться с ним.
Амелия вздохнула.
— Надо, — гнул свое Роджер.
Амелия снова вздохнула.
— Пойдемте, пора идти, — сказал Роджер.
— Я дам вам свой домашний телефон. В аптеку я сегодня не пойду. Раз уж сказала, что у меня болит голова.
— Хорошо.
— Вы позвоните мне?
— Да. Да, я думаю.
— Почему "думаю"?
— Потому что я… Амелия, пожалуйста… пожалуйста, не давите на меня. Не давите на меня, хорошо?
— Извините.
— Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.
— Ладно.
В метро они почти не разговаривали. Они сидели рядом, и Амелия иногда поворачивала голову и бросала на него взгляд, но он был поглощен мыслями о Молли и о том, что он должен сделать. Да, он должен поступить именно так, другого не дано, глупо даже думать об этом.
Надо идти в полицию, ничего другого не придумаешь.
Они остановились на углу квартала, в котором она жила. Было уже почти двенадцать дня. По узкой улице пробежал сильный порыв ветра. Амелия прижала воротник к горлу и втянула голову.
— Позвоните мне, — просто сказала она.
— Я постараюсь.