Цена свободы

Вернувшись с утренней прогулки по окрестностям, Алексей и Антон подъехали к конюшне и передали своих лошадей Мефодию. Там же, возле широко отворенных деревянных ворот, стоял огромный воз, доверху наполненный сеном. Подцепляя вилами душистую траву, трое дюжих мужиков сносили целые охапки вглубь конюшни.

У парадного подъезда барских хором Ланского и Трегубова дожидался один из слуг его милости.

- Мое почтение, юные господа, - вежливо обратился к ним Парамонов, слегка кланяясь, - я личный камердинер его милости Лука Васильевич Парамонов, - представился он Антону. - Приехал нарочный из Карповки с известиями от вашего дядюшки.

- Надеюсь, с графом и батюшкой все хорошо? – забеспокоился Антон, мельком глянув на Алексея.

- Не извольте волноваться! – поспешил успокоить Лука. – Пожар потушен, купчая уже составлена и ждет подписи. С вашим достопочтимым батюшкой Николаем Карповичем все хорошо, а вот его милость захворать изволили.

- Что с ним? – взволнованно молвил Алексей.

- Ничего страшного, обыкновенная мигрень. Через пару дней пройдет, - заверил Ланского-младшего Парамонов. – Его милость велели мне чистое белье и кое-какие личные вещи для него передать, так как не думали, что в Карповке так надолго останутся.

- Конечно же, голубчик, идемте! – взволновано бросил Алексей, собираясь поспешить в дом. - Прошу меня простить, - добавил он, обращаясь к Трегубову-младшему.

- Конечно, конечно, ступайте, граф! Мы с матушкой ждем вас к позднему завтраку, - засуетился Антон, пропуская Ланского вперед.

Зайдя в покои графа, Алексей терпеливо стал дожидаться, когда Парамонов войдет за ним следом и плотно притворит дверь.

- Так что за личные вещи просил передать Павел Сергеевич?

- Я уже все собрал и передал нарочным, - тихо сообщил Парамонов, - самый крайний срок завтра вечером, - заговорщицки добавил Лука Васильевич. – Ваши вещи я тоже собрал, но лишь те, что поместились в дорожный саквояж. Путешествовать придется поспешно и налегке. Я буду начеку, ежели что.

- Как вы думаете, Лука Васильевич, - спросил Алексей, не в силах сдержать удивление от слаженной работы Павла Сергеевича и доверенного слуги, - у дядюшки и впрямь эта самая аристократическая болезнь?

- За долгие годы службы у вашего дядюшки где я только не бывал и чего не насмотрелся, - позволил себе хитро улыбнуться Парамонов. – Ну, мог он чихнуть от понюшки табака, а так у его милости отменное здоровье и луженый желудок. Он с большим успехом справляется со своею ролью. Сыграйте и вы свою, не подведите всех нас.

- Снимаю перед вами шляпу, Лука Васильевич, - с восхищением молвил Алексей. – И как вам только удается?

- Хороших господ, как и хороших слуг, трудно сыскать. Служить Павлу Сергеевичу - для меня честь, зная, что и он оценит меня по достоинству, не обделив своею милостью.

***

У Мефодия был долгий и «терпеливый» разговор с матерью по поводу побега. Женщина, не веря своим ушам, сперва разревелась и, заламывая руки, молила сына одуматься. Дело то подсудное.

- Нет, мама! Лучше смерть, чем такая жизнь! – возражал молодой человек.

Потом ее сын потребовал, чтобы Трина успокоилась и взяла себя в руки. Это был их, возможно, единственный шанс обрести свободу.

- Да пойми ты, - увещевал ее Мефодий, хватая за хрупкие, подрагивавшие от тихих рыданий плечи, - в этом плане, или тщательно разыгранном спектакле, называй, как хочешь, замешано слишком много актеров. Каждый играет свою роль, и ты должна. Алексей, его слуги и даже его милость, Павел Сергеевич, на нашей стороне и готовы помочь. Это был его план. А зрители, то бишь Трегубовы, должны воспринять все за чистую монету и ничего не заподозрить. Мы должны действовать, пока граф Ланской отвлекает внимание старшего Трегубова на себя. Ни сегодня, так завтра все может сложиться.

- Что мне делать? – тихо спросила Трина, утирая подолом передника мокрые глаза.

- Собери все самое ценное, что можно унести на себе, и жди моего сигнала. А пока, как и раньше, барыне служи исправно. На людях веди себя так, словно этого разговора не было. Не смей с кем-либо прощаться. Ни словом, ни жестом не смей всех нас выдать, поняла?! Задуманное дело полно риска, но если работать слаженно, оно может выгореть.

***

Тихий вечер уступал место темной ночи, делая подворье усадьбы почти безлюдным. Мефодий лежал на огромном стоге сена, сваленном в угол конюшни, и жевал зубами травинку. Его начавшая заживать спина весьма комфортно себя чувствовала на этой мягкой перине. Он еще раз прокручивал в голове недавний разговор с матерью, надеясь, что смог убедить женщину своими доводами.

Трегубову сегодня вовсе не хотелось возвращаться в свою одинокую избу, и он решил заночевать тут. Мать в последнее время дневала и ночевала в барских хоромах, вынужденная выслушивать недовольную трескотню Натальи Дмитриевны ввиду отсутствия ее супруга. Мефодий уже собирался задуть свечу и примоститься поудобнее, отдав себя в ласковые объятия сна, как в помещение проникла знакомая фигура.