Цена утопии. История российской модернизации

и это в самое страдное время, когда у нас поденная плата доходит до 1 р. – 1 р. 40 коп. в день!

Во что обходятся эти праздники. В текущем году мне пришлось быть в этом самом Конопатине на пятый день праздника, и, заметив, что крестьяне еще не очухались от праздничного угара, я вздумал вместе с ними подсчитать, во что обошелся им праздник, и что же оказалось? На 36 дворов выпито водки и пива на 307 рублей, не считая чая и разных лакомств, да прогул четырех рабочих дней целой сотни рабочих с подростками при поденной цене 1–1,40 руб. должен быть определен сотнями рублей, и кроме того, в каждом дворе «гуляло» не менее 3–4 и до 10 «гостей» из других деревень. Так что один такой праздник обходится не менее 1000 рублей.

Подсчет этот применим и к прочим селениям Сычевского уезда, и можно смело сказать, что в среднем каждый праздник обходится одному двору не менее 25 рублей…

А иностранцы еще говорят, что наш мужик беден! Да нехай любая наикультурнейшая страна в свете попробует при летнем периоде в 5–6 месяцев, а не в 9–10, как в Западной Европе, пускай, говорю, попробует отпраздновать 200 дней в году, да притом по преимуществу летом, – да у них и потрохов не останется…

А какое хулиганство рождают эти праздники!.. В старину говорили, что земля стоит на трех китах. А теперешние наши русские киты, это – невежество, праздники и пьянство… На этих китах не устоишь… И Россия ждет богатыря, своего Еруслана Лазаревича, который избавит ее от этих чудовищ.

Дождалась Россия, увы, других «богатырей», Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича, но это другая тема, хотя и сопряженная с нашей.

Размеры потребления спиртного и обилие праздников – темы, которые негативисты предпочитали не обсуждать и в своих писаниях деликатно обходили стороной. Это и понятно – данные сюжеты разрушали гармонию создаваемого ими варианта крестьянского апокалипсиса, при котором земледельцы питались одним хлебом (которого еще и не хватало!) и запивали его водой. Указания оппонентов на то, что противоречило такой установке, они игнорировали, словно этой стороны жизни крестьян не было в природе. Кстати, реформа Столыпина определенно сократила пьянство среди хуторян. О том же говорит и позитивный опыт первых девяти месяцев введения сухого закона в 1914 году.

Рассуждая о благосостоянии населения, мы должны помнить о «семантической инфляции» и корректировать в соответствии с нею негативные свидетельства современников. Ведь, например, в 1910 году положение, когда из-за ситуативной нехватки песка в Варшаве жители измельчали кусковой сахар в песок для варки варенья, вполне серьезно именовалось «сахарным голодом».

При этом учет семантической инфляции, разумеется, не означает, повторюсь, что «народ жил прекрасно» и «все было хорошо». Отнюдь.

Однако в рамках привычного черно-белого подхода противоречие между «позитивным» и «негативным» массивами данных непримиримо: тут справедливым может быть либо одно, либо другое.

На деле же верны оба комплекса свидетельств, просто жизнь была несравненно богаче, чем ее описывали пристрастные и/или политически ангажированные современники.

Указанное противоречие оказывается большей частью мнимым, стоит лишь понять, что нельзя смешивать проблему положения крестьянского хозяйства в общине после 1861 года с проблемой народного благосостояния (подобно тому, как в наши дни нельзя путать реальные доходы множества людей и те суммы, которые фигурируют в ведомостях зарплаты).