При этом в реальной жизни роль власти намного усилилась, поскольку реформа сразу же заметно расширила сферу компетенции госаппарата и потребовала от него совершенно иного уровня активности и профессионализма. Мы видели, какую роль играла финансовая и организационная поддержка правительством осуществляемых преобразований. Но это была другая схема отношений между государством и подданными – между пасомыми и ведомыми (ведомыми до поры!) есть принципиальная разница.
По сути, реформа начала – это нужно выделить особо –
Это оказалось возможным потому, что Столыпин использовал огромную силу легитимной самодержавной власти в сугубо креативных целях, подкрепив проводимые преобразования ее мощью и авторитетом.
Реформа показала не только масштабы созидательного потенциала власти, прежде недостаточно востребованного, но и значительно возросшую эффективность правительственной деятельности.
В частности, когда, вопреки ожиданиям, на первый план выдвинулось землеустройство, что потребовало значительных изменений в структуре преобразований, ГУЗиЗ успешно справилось с этим, в невиданно короткий срок обучив тысячи землемеров.
На момент начала Первой мировой войны в землеустроительных комиссиях работали 11–12 тысяч сотрудников. Численность правительственного агрономического персонала составила в 1913 году 9935 человек (в 1909 году их было 2810) и 3200 земских агрономов, свыше 800 гидротехников, а всего с учетом землеустроителей – около 24 тысяч человек. Одновременно в 1913 году в сельскохозяйственных учебных заведениях – высших, средних и низших – обучались свыше 21 тысячи будущих специалистов сельского хозяйства.
Таким образом, в реализации реформы прямо и косвенно участвовали, помимо кооператоров, не менее 45 тысяч человек, что сопоставимо с численностью офицерского корпуса Российской империи в 1914 году (48 тысяч офицеров, врачей и чиновников). И это было лишь начало.
Такие результаты в любом случае можно назвать выдающимися, особенно с учетом того, что в 1906–1908 годах все начиналось буквально с нуля, с 200 землемеров и неукомплектованных за недостатком кадров землеустроительных комиссий.
За годы реформы внутри образованного класса сформировался слой людей, специальностью которых стало мирное переустройство российской деревни.
Реформа начала воплощать любимую мечту Б. Н. Чичерина о союзе власти с лучшими силами общества.
К таковым я отношу, разумеется, не критиков всех мастей, для которых реформа стала моментом истины, продемонстрировавшим воистину крепостнический уровень их социального расизма.
Скверно приходилось социалистам – ведь успех преобразований лишал смысла их деятельность, убирая важнейшую причину революции; это отлично понимал, в частности, В. И. Ленин. Их аргументы звучали фальшиво и лицемерно, ведь правительство – извечный «противник вольности» – подвергалось жестокой травле за то, что предоставило крестьянам полноту гражданских прав, в том числе право собственности на землю.
Критики преобразований не видели противоречия в том, что они, «народные избранники», и среди них члены «партии народной свободы», заседая в вожделенном российском парламенте, Думе, голосуют против предоставления каждым четверым из пяти сограждан элементарного права по своей воле распоряжаться собственной жизнью, против их права быть владельцами земли, которую они обрабатывали.
И не важно, чем прикрывались оппоненты Столыпина: «народолюбием» во всех возможных вариантах (охранительным, лево- и правосоциалистическим), заботой о духовных скрепах нации или иной словесной эквилибристикой: что бы они ни говорили, какие бы аргументы ни приводили – в основе их критики лежали апология рабства и социальный расизм.
К счастью, реформа продемонстрировала, что российская «партия здравого смысла» оказалась куда многочисленнее, чем могло представляться в угаре 1905–1906 годов.
После 1906 года для людей неравнодушных открылись абсолютно новые, почти неизвестные русской истории возможности участвовать в жизни страны, и правительству было с кем работать.
Сотрудничество с общественностью стало одним из приоритетов ГУЗиЗ. С самого начала реформа была принципиально нацелена на преодоление извечной оппозиции «Мы – Они», возникшей в русском обществе в эпоху Николая I и резко усилившейся в начале ХХ века, то есть на масштабное сотрудничество с общественностью, с местными силами – везде, где это было необходимо и возможно. Так постепенно начала складываться новая модель взаимоотношений правительства и общества.
Проявилось это в создании десятков (в сумме – сотен) совещаний по землеустройству, агрономии, сельскому хозяйству, мелиорации, комитетов, организации множества выставок – очень важного в то время сегмента коммуникации. Что уж говорить об организации десятков тысяч разнообразных кооперативов!