Цена утопии. История российской модернизации

Дарственный надел, вопреки тому, что утверждается в традиционной историографии, был выгоден далеко не всем помещикам, многие из которых нуждались в деньгах, то есть в выкупе, а не в земле. Источники и литература опровергают мнение о том, что помещики в массовом порядке заставляли крестьян брать такие наделы. Наоборот, часто мировые посредники и помещики безуспешно отговаривали их от риска.

Если в девяти западных губерниях наделы крестьян выросли на 18–20 % (за счет «прирезок»), то в 27 из 31 центральной губернии они сократились на 20–30 %.

В целом по стране отрезка составила около 20 %, однако если бы «дарственники» взяли полный надел, эта цифра уменьшилась бы до 12–13 %. В результате средний душевой надел помещичьих крестьян (47,3 % всего крестьянства) был равен 3,4 десятины.

Юридическим собственником выкупаемой земли считалась община, хотя свой надел каждый домохозяин выкупал самостоятельно. Права продавать землю община не имела.

В западных губерниях землепользование было подворным, земля передавалась по наследству, и переделов не было.

Как крестьяне выкупали землю?

Правительство исходило из того, что помещики не должны терять прежние доходы. Поэтому выкуп равнялся сумме, при помещении которой в банк помещик получал в виде 6 % годовых сумму прежнего оброка[6].

Общий объем выкупа по России составил 867 млн рублей. Государство стало посредником между сторонами. Оно дало крестьянам кредит в размере 80 % выкупной суммы (75 % при получении неполных наделов). Ссуду крестьяне должны были возвращать казне в течение 49 лет. Остальные 20–25 % они должны были выплатить помещикам по договоренности: сразу или в рассрочку, деньгами или отработкой – но только если сделка была совершена по обоюдному согласию.

Условия выкупа не всегда были выгодны помещикам. Во-первых, они получали выкуп не деньгами, а специальными ценными бумагами – пятипроцентными выкупными свидетельствами, которые котировались ниже номинала.

Во-вторых, государство удержало в свою пользу долги помещиков казенным банкам – 425 млн рублей. В итоге вместо 693,6 они получили всего 268,6 млн рублей.

Государство как посредник выкупной операции за 1862–1907 годы получило около 1,5 млрд рублей, но эту сумму никак нельзя считать прибылью казны.

Статья 165 Положения о выкупе допускала выход из общины и единоличную выплату выкупных платежей, но это было под силу лишь зажиточным крестьянам.

Реформа ввела двухуровневое «крестьянское общественное управление» по образцу реформы Киселева, однако с рядом важных отступлений (см. ниже).

Платежи и повинности общины обеспечивала круговая порука. Хотя крестьянское начальство подчинялось властям – мировому посреднику, судебному следователю и полиции, – в своей внутренней жизнедеятельности община стала практически автономной, во многом заняв место помещика и получив огромную власть над своими членами.

В 1863 году нормы Положения были распространены на удельных, а в 1866-м – и на государственных крестьян, которым с 1886 года также пришлось выкупать свои наделы у казны.

Средний надел удельных крестьян (3,9 % всего крестьянства) равнялся 4,9 десятины; отрезка – 1,7 %. Средний надел государственных крестьян (48,8 % крестьянства) составил 5,7 десятины; они сохранили всю землю полностью.

Дискуссия об общине

Сторонников освобождения (именно их звали тогда либералами) с началом гласности разделила бурная полемика по поводу общины. Она шла и в СМИ, и «в кулуарах», и в РК.

Эта дискуссия, с приливами и отливами, продолжалась вплоть до 1917 года. В России хватало людей, которые видели и психологический, и хозяйственно-экономический вред общины, вполне осознавая при этом ее социалистический потенциал. Среди ее противников всегда были видные представители общественности, весьма крупные чиновники и даже министры, однако они были в меньшинстве и вплоть до начала реформы Столыпина решения принимались не ими.

В сущности, это всегда была полемика о выборе пути развития России: либо западного – через утверждение крестьянской частной собственности и неотделимых от нее прав человека, что позволило бы реализовать огромный потенциал Великих реформ, либо привычного «самобытного» – через общину, при которой общегражданские права 80 % населения ограничиваются, а модернизация, соответственно, тормозится.

Практического значения этот спор не имел – сохранение общины было предрешено. Однако нам важно знать, что не все русское общество разделяло восторги по поводу ее радужных перспектив.

Противники общины печатались в основном в «Русском вестнике» и «Экономическом обозрении» И. В. Вернадского, у которого было немало единомышленников: М. Н. Катков, Б. Н. Чичерин, экономист А. И. Бутовский, члены «аристократической оппозиции» и т. д.

Отстаивали общину славянофильские журналы «Русская беседа», «Сельское благоустройство», а также «Колокол» и «Современник».

Против общины тогда были высказаны практически все те доводы, которые фигурировали и в первой половине XIX века, и накануне Столыпинской реформы.