Цена жизни

– Не можешь, значит?! – взорвалась девушка, пытаясь не поднимать голос, чтобы слова не вылетели в мастерскую, – Меня насилуют уже двенадцать лет, сучья ты порода! Всё то дерьмо, что вокруг происходит, не вчера появилось, дорогой мой, а ты и плевать хотел, пока это тебя не коснулось, – Риталькирия хлопнула рукой по груди Зирамира, моментально скорчив лицо от боли, – То, что я прошу тебя сделать, не будет единственным поступлением, нет. Я обманула тебя, потому что знала, что ты за человек, поняла это сразу, как увидела твоё лицо, твой потерянный, лишённый смысла жизни, взгляд. Конечно, люди, попавшие в рабство и любую другую дерьмовую страницу своей жизни, так или иначе, теряются, но ты… Я знаю этот взгляд, такой, как у тебя. Я видела подобные лица у тех, кто не понимал, почему их убивают, ведь у них ведь даже нет оружия в руках. Лицо моего брата, за которым я пошла на войну и которого не смогла уберечь. Он умер, потому что думал, что события давних лет имеют смыл. Ведь всем нужен смысл, причина, цель, нужно за что-то зацепиться, чтобы строить вокруг этого свою жизнь. Нет никакого смысла, забудь про него. Есть только то, что позволяет тебе выжить и то, что сводит тебя в могилу, в которой ты, в любом случае, окажешься. Всё сводиться только к этому и только, не пытайся оправдать что-либо чем-то другим. Или, знаешь, попытайся, – Рита сделала зазывающий жест в сторону застывшего Зирамира, – Попытайся оправдать, объяснить себе: почему ты в рабстве? Почему я в рабстве, – девушка ткнула пальцем себе в грудь, – А Лаперон – нет? Что, по-твоему, пошло не так? Или всё так и должно быть? Объясни себе!

Зирамир немо стоял, с каждым мгновением теряя нужду в жизни. Холод на душе стал невыносимым, и мужчина затрясся, с неровным дыханием освобождая отчаяние. Ни одна мысль не могла ответить на вопрос: почему это происходит?

– То, что я тебе предлагаю, – продолжила девушка, после недолгого молчания, – Это то самое, что позволит мне выжить, та самая необходимость. Понимаешь меня? – спокойно, тихим голосом погладила уши Рита.

Зирамир молча кивнул, поступаясь с собственной совестью.

– Нет, так не пойдёт, прими другую позу, – выглядывая из-за холста, проронил Лаперон.

Что-то изменилась за ночь. Риталькирия вновь превратилась из кремня, что высекла бы искру, родившую пламя вдохновения, в обычный камень, коих множество. Нужно что-то поменять.

– Встань на колени, милая, – задумчивость разбавила голос художника, – Разомкни ноги пошире, но не слишком… да, вот так. Вытянись к потолку, слегка откинь голову назад, да, то, что нужно.

Образ был идеален. Даже слишком. Переизбыток эмоций, необходимых для сотворения искусства, не менее отрицательное явление, чем их недостаток. Слишком много мыслей, борющихся за право быть исполненными, что, в итоге, приводит к нерешительности, метанием между множеством огней, но, при этом, невозможно остановиться у одного конкретного. Сомнения в правильности выбора всегда будут терзать душу, заставляя бросать начатое, а потом сожалеть об этом, и снова бросать. Так не пойдёт.

– Прикройся руками, как вчера, – проговорил Авьер.

Нет. Не то, совершенно нет. Слишком мало энергии, образ получился слишком зажатым, это недопустимо.

– Риталькирия, убери руку от груди, согни её возле головы, коснувшись ладонью загривка.

Теперь всё было совершенно. Формы, изгибы, образ. Эта линия, начерченная глазами, что ведёт по руке от спины до самой груди, в сердце. Всё здесь было живым и великолепным. Но что-то всё-таки не давало покоя. Будто сегодняшняя Риталькирия, сама муза, была не той Риталькирией, что вчера. Чего же не хватало? Может…

– Прекрати убираться и иди сюда! – крикнул Лаперон в коридор.

Зирамир, приставив метлу и пылевую лопатку к стене, зашагал в мастерскую. Сердце билось в ушах, заглушая остальные звуки. Разгоревшаяся ледяным огнём, грудь сжала лёгкие, сбив дыхание. Зелёные глаза девушки давили на душу своей тяжестью. Почему она так смотрит? Она не оставляет выбора, рисуя мольбу и укор одновременно в своём взгляде. Разве можно поступить иначе? Разве есть выбор? Она сама попросила, сама…

Зирамир неуверенным, но резким, движением оказался возле Риты, взял её плечи, прижал спиной к дивану позади неё. Почувствовалось напряжение в ляжках, между которых пришлось оказаться, толкающих колени от пола. Горелая плоть ухватилась сзади, за ягодицы, притягивая ближе. За спиной послышался крик, растворившийся в тумане ушей. Грудь стучала напряжением, отдавая пульсирующими толчками в висках. Затвердевшая мужественность упёрлась в нижние губы, покрытые снегом. Мягкие ладони, превозмогая боль своего владельца, давили на ягодицы, производя слияние двух тел. Уши кипели злостью на самого себя. Неужели нельзя было поступить иначе? Яркий стон остановил все мысли. Рука Лаперона стальным крюком вцепилась в плечо Зирамира, оттаскивая последнего от Риты.