`Ценитель чайных церемоний`

Вечером, сидя у стола, подвожу итоги.

Всевозможные разбойники, в невиданном ранее количестве, практически остановили движение всяких торговых обозов. Лишь сбившись в немалые караваны, наняв вооружённую охрану, купцы отваживались выйти из городов, где, в основном, и отсиживались.

Но тут…

Тут вступила в действие непобедимая российская бюрократия!

Собственно караванщики могли иметь при себе оружие — это никак не возбранялось. Но вот организовать вооружённый отряд, который будет за деньги обеспечивать безопасность кого угодно — фиг! Закон подобного не дозволяет!

Можно нанять казаков, не вопрос.

Другое дело, что ничем не занятого казачества тут попросту не имелось в должном количестве — все были приставлены к делу. На горизонте маячил возможный конфликт с Китаем — так что и никаких солдат тут тоже никто предоставить не мог, самим не хватало!

Вообще, по прочтении всех бумаг и долгого разговора с князем Гареевым, у меня сложилось стойкое убеждение, что никакими-такими случайностями тут и не пахнет. Уж слишком всё как-то вовремя происходило… удивительно точно и в нужный момент появлялись из леса разбойники. И подавляющее большинство нападений неизменно оказывалось удачным — тати разили без промаха.

Явно же кто-то их наводит!

Ну, вот не верю я в такие совпадения!

И ещё момент…

— Купца Ласкина, вместе со всеми его людьми, аж в деревне прихватили! В полуверсте от полицейского участка! И никто на помощь оттуда не пришёл!

А вот это интересно!

— Где это было? И кто там главный?!

Уже подходя к дверям участка, я с удивлением обнаружил, что подход к зданию оказался перегорожен рогатками[1]. Это современная замена колючей проволоки, такие в это время повсеместно использовались.

Собственно, ничего удивительного в этом и не было бы… но от кого защищались полицейские? Неужто от лесных татей?

Участковый пристав Олейников оказался немолодым, болезненного вида, мужчиной. И принял гостей с явной неохотой. Да на вопросы отвечать совсем не спешил.

— И как давно они стали нападать на полицейские участки?

Олейников мнётся… нервничает.

Он бы с удовольствием меня послал по известному адресу, но…

«Подателю сего документа, капитану Пьеру Махони, в деле розыска и искоренения лесных разбойников и прочих лихих людей, никаких препятствий отнюдь не чинить и всяческую помощь оказывать по первому требованию».

Подпись — начальник распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия граф Лорис-Меликов.

Пошлёшь тут такого… кабы самому не загреметь по тому же адресу!

Кстати — любопытный момент!

В документе я поименован капитаном! Но… что-то я не помню документа о принятии меня на службу… хоть куда-нибудь! Сей документ мне Марков при последней встрече передал. И прямо сказал — мол, желательно им повсюду не размахивать! С умом применять надобно!

И вот сейчас, свою роль грозная бумага сыграла — пристав нехотя отвечает.

— Ну… они пока не нападали…

— А рогатки зачем?

— Я же должен защищать здание участка!

— А народ, вашему попечению вверенный, защищать не должны?

И понеслось…

Князь, сидя в сторонке, только языком восхищенно иногда цокает. Уж что-что — а допрос производить — это я тут кого угодно поучить могу! Столько лет практики… это вам не комар чихнул!

— Он так и будет тут сидеть дальше? — кивает на закрывшуюся за нами дверь Гареев.

— Снять я его не могу — прав таких не имею. Доложу по начальству… там пусть и думают…

Пристава элементарно запугали.

Явились к нему двое молодчиков и недвусмысленно намекнули — мол, семья твоя на прицеле давно. Вышлешь полицейских на помощь — прощайся с семьёй!

Он и не выслал.

Отгородился рогатками, да семью свою, опосля всего, сюда и перевёз. Чтобы, значит, были они на виду, да под охраной.

А на него глядя, и прочие полицейские чины свои семьи туда перетащили. И полицейский участок стал напоминать цыганский табор.

Вообще — вещь, насколько я помню, немыслимая! В полицию в те времена всё больше отставные солдаты шли, люди, пороха понюхавшие. И подобное поведение им было как-то вот несвойственно, от слова — совсем. Но, когда собственное начальство так поступает… это заразительно…

И вообще — странно и для этого времени, насколько я помню, немыслимо! Ну, не угрожали у нас тут т о г д а подобным образом полиции! Да и чиновникам тоже. Это же чисто англосаксонские штуки — шерифу верёвкой (или чем там ещё…) грозить!

Вот и возникают у меня в голове всякие там мысли…

— Да, вы присаживайтесь… — движением руки опускаю пристава на стул. — Никого тут нет, так что, разговор у нас с вами приватный… Не перед кем вставать не надобно.

Подхватив детей, его жена тихой мышью выскальзывает за дверь. Правильно — то, что тут сейчас прозвучит, совсем для её ушей не предназначено.

— Я понимаю всю свою вину…

— Не стоит! — успокаиваю взволнованного полицейского. — Я вам не начальство и не судья. Решат ваш вопрос будут другие люди — повыше меня. Но…

Он облизывает враз пересохшие губы.

— Но вы ещё можете сделать очень многое. Для того… чтобы облегчить вашу дальнейшую судьбу. И судьбу вашей семьи.

— Что от меня требуется?! — он аж с места привскочил…