Чего только не происходило, но Белый дом не подавал никакой реакции на мои предложения о выходе из сделки с Ираном, которые я ранее передал Бэннону. Когда я искал встречи с Трампом, Вестерхаут предложила мне сначала встретиться с Тиллерсоном, что было бы пустой тратой времени для нас обоих. Я подозревал, что усилия Келли по наведению дисциплины в работе Белого дома и, в частности, по ограничению анархии в Овальном кабинете привели к тому, что мои привилегии “входа” были приостановлены, как и привилегии многих других. Я подумал, что было бы позором позволить моему плану по Ирану зачахнуть, поэтому я предложил редактору «Нэшнл Ревью» Ричу Лоури опубликовать его, что он и сделал в конце августа. Министр иностранных дел Ирана Джавад Зариф немедленно осудил мой план как “огромный провал для Вашингтона”. Я знал, что я на правильном пути. Большинство средств массовой информации в Вашингтоне вместо того, чтобы сосредоточиться на сути плана, вместо этого написали о моей потере доступа к Трампу, вероятно, потому что они разбирались в придворных интригах лучше, чем в политике. Кушнер написал мне сообщение, что мне всегда рады в Белом доме, и что “Стив [Бэннон] и я расходились во мнениях по многим вопросам, но мы были солидарны по Ирану”. На самом деле, Кушнер пригласил меня на встречу 31 августа, чтобы обсудить его план мирного урегулирования на Ближнем Востоке вместе с Ираном. После относительно долгого перерыва я не думал, что эта встреча была случайной.
Тем не менее, от Трампа до сих пор нет никаких известий, хотя в октябре должна была состояться очередная сертификация соответствия Ирана положениям сделки, которую он по закону должен был проходить каждые девяносто дней. Белый дом объявил, что Трамп выступит с важным обращением к Ирану 12 октября, поэтому я решил перестать притворяться, позвонив Вестерхаут и попросив о встрече. К тому времени Тиллерсон, как сообщается, назвал Трампа “гребаным болваном[14]”, что он категорически отказался опровергать. Ходили слухи, что Келли хотел уйти в отставку с поста главы администрации и что Помпео заменит его, хотя также регулярно ходили слухи, что Помпео заменит Макмастера. Я все еще был сосредоточен на Иране и написал еще одну статью для «Хилл», надеясь, что магия снова сработает. Статья вышла 9 октября, в день, когда я обедал с Кушнером в его офисе в Западном крыле. Хотя мы говорили о его ближневосточном плане и Иране, что действительно привлекло его внимание, так это фотография, которую я принес, с безвкусным входом в офис специального прокурора Роберта Мюллера, расположенный в здании, где находился мой суперкомитет политической активности.
СМИ сообщили, что советники Трампа убеждали его отказаться от подтверждения соответствия Ирана условиям соглашения, но что США, тем не менее, остаются в сделке. Я воспринял это как самоуничижение, но сторонники сделки были в таком отчаянии, что были готовы уступить критический пункт о соблюдении требований, лишь бы спасти сделку. Трамп позвонил мне ближе к вечеру 12 октября (речь была перенесена на пятницу, 13-е)
— Вы и я вместе в этой сделке, вы можете быть немного жестче, чем я, но мы видим это одинаково, — сказал он.
Я ответил, что из освещения в прессе я вижу, что он, вероятно, откажется от сертификации Ирана, но все же останется в сделке, что, по моим словам, было, по крайней мере, шагом вперед. Я попросил, чтобы обсудите проблему дальше, когда будет больше времени.
— На сто процентов, — сказал Трамп. — Сто процентов. Я знаю, что это ваша точка зрения. Я очень внимательно слежу за тем, что вы говорите.
Я спросил, не добавит ли он в свою речь строчку о том, что соглашение постоянно пересматривается и что оно может быть расторгнуто в любое время (таким образом, устраняется необходимость ждать девяносто дней, прежде чем сделать еще один шаг к выходу, и явно вести борьбу за выход, а не за “соблюдение”, что предпочитали сторонники сделки. Мы говорили о языке, на котором Трамп диктовал свою волю другим в комнате.
Затем Трамп поднял тему Корпуса стражей исламской революции Ирана, спросив, должен ли он объявить его иностранной террористической организацией, тем самым подвергнув его дополнительным санкциям и ограничениям. Я убедил его сделать это из — за контроля организации над иранской ядерной и ракетной программами и ее широкой поддержки радикального исламского терроризма — суннитского и шиитского. Трамп сказал, что, как он слышал, Иран будет особенно расстроен этим конкретным назначением, и может последовать ответный удар по силам США в Ираке и Сирии, что, как я узнал позже, было позицией Мэттиса. Но его аргумент был неверно направлен: если Мэттис был прав, ответ заключался бы в том, чтобы обеспечить большую защиту для наших войск или вывести их, чтобы сосредоточиться на главной угрозе, Иране. Как оказалось, потребовалось почти два года, чтобы стражи революции были признаны иностранной террористической организацией, демонстрируя огромную стойкость окопавшейся бюрократии.