Политика национализировала и само пространство. Советская власть любила увековечивать великих деятелей, называя в их честь города и публичные пространства. Независимость вызвала волну переименований: от советских названий отказывались, возвращаясь к старым. Ленинабад снова стал Худжандом, а Фрунзе – Бишкеком (в досоветскую эпоху он назывался Пишпеком). Если места и не переименовывали, то от русского переходили к местному варианту написания. Таким образом, на новых картах Ашхабад превратился в Ашгабат, а Алма-Ата – в Алматы. Улицы, площади и колхозы в массовом порядке меняли названия, и, избавившись от разного рода советских и коммунистических аллюзий, они получали имена с национальным значением. Символы советской эпохи начали исчезать и часто сменялись локальными символами. Приобрело новые очертания и городское пространство. Многоквартирные дома времен Брежнева служат явным напоминанием о советской эпохе, однако рядом с ними развернулось новое строительство в подчеркнуто современном стиле. Архитектура Ташкента в неотимуридском стиле преобразила город. Гораздо более радикально прошла перестройка Ашхабада, столицы Туркменистана. Ниязов решил превратить городской ландшафт в витрину туркменского суверенитета. Помимо многочисленных памятников, город обзавелся множеством новых правительственных зданий, многоэтажных отелей и многоквартирных домов из белого мрамора. На строительство ушло такое количество мрамора, что это сказалось на мировых ценах. Городской пейзаж преобразился, однако большинство новых квартир слишком дороги, и их никто не может себе позволить, а отели пустуют, поскольку в Туркменистане строгие визовые требования для иностранных туристов.
Астана, новая столица Казахстана (переименованная в 2019 году в Нур-Султан[14]
), занимает почетное место крупнейшего архитектурного проекта в постсоветской Центральной Азии. Перенос столицы с окраины в сердце страны – не первый подобный прецедент (на ум приходят Бразилиа, Канберра, Нью-Дели и Исламабад). Однако в случае с Казахстаном ощущается и некоторая ирония, потому что еще Хрущев хотел перенести столицу республики в этот город, который тогда назывался Целиноградом (город целинных земель), тогда как казахские элиты медлили и не соглашались на это предложение. Акмола – так стал называться этот город после обретения независимости – был небольшим провинциальным городком (его население составляло 281 252 человека на момент переписи 1989 года) с резко континентальным климатом: температура здесь колеблется от –35 ℃ зимой до +35 ℃ летом, и к тому же бушуют свирепые степные ветра. Новая столица строилась на неосвоенной территории за рекой от Акмолы, и потому старый план города не сохранился. Его возвели с нуля по генеральному плану, подготовленному японским архитектором Кисё Курокавой. Астана входит в длинный список заранее спланированных столиц, призванных демонстрировать миру амбиции построивших их государств и вызывать гордость у местных жителей. Астана построена для того, чтобы впечатлять. В ее архитектуре выделяются Хан Шатыр, торгово-развлекательный центр в форме шатра высотой 150 метров, который претендует на звание самого большого шатра в мире, хоть и сделан из металла; Байтерек, 97-метровый памятник, представляющий собой мифическое древо жизни из казахской народной сказки; Дворец мира и согласия в форме пирамиды, олицетворяющий все мировые религии; Акорда, резиденция президента, а также множество коммерческих и жилых зданий. Легко высмеять эти проекты и увидеть в них лишь безрассудство автократа, однако стоит помнить, что Вашингтон тоже назван в честь первого президента и построен по грандиозному и помпезному плану. И по планировке, и по впечатляющей архитектуре у Астаны гораздо больше общего с Дубаем и Шанхаем, чем с советским прошлым. Кроме того, новый город служит задаче национального объединения. Назарбаев не ошибся, когда в 2010 году сказал, что «строительство Астаны стало национальной идеей, которая объединила общество и укрепила наше молодое и независимое государство»{399}.