Центральная Азия: От века империй до наших дней

Я привел гостя в свой дом
И положил подушку в углу.
Теперь я не могу войти
В дом, который я построил своими руками.
Сделав его почетным гостем,
Я потерял свой дом.
Не получив места даже в саду,
Я разложил подушки в пустыне.
Я превратил пустыню в сад,
И вот собралось там много гостей.
Они оттяпали целую ветку
И фрукты забрали себе.
Я привел гостя в свой дом
И положил подушку наверху.
Он вскочил на почетное место
И стал нами командовать.
И стал нами командовать{406}

.

В 2004 году писатель Нурмухаммат Ясин опубликовал рассказ «Дикий голубь», в котором молодой дикий голубь прилетает в регион, населенный ручными голубями. Эти голуби живут среди людей, не знают свободы и не стремятся к ней. Когда дикий голубь пытается сбежать, его предают и захватывают в плен; избежать мучений в плену он может лишь совершив самоубийство{407}.

Народное недовольство можно было бы смягчить, если бы китайское правительство задумалось об автономии и допустило появление уйгурской политической элиты, обладающее известным пространством для маневра. Однако в его планах такого никогда не было. Уйгурские кадры существуют, но их власть сильно ограничена. В мире нет аналога политической элите из числа коренного населения, которая появилась в советской Центральной Азии после Второй мировой войны и которая многое сделала для того, чтобы жители Центральной Азии чувствовали себя в СССР как дома. Советские партийные элиты могли с некоторым основанием претендовать на роль национальных лидеров, и именно это требование позволило им вступить в переговоры о независимости. В Центральной Азии не было повсеместно распространенного недовольства русскими, как и ощущения колониального гнета с их стороны. В Китае же оба эти фактора присутствуют. Уйгуров, которые работают в правительстве или вступают в партию, часто презирает собственное общество, считая их предателями и карьеристами. Китайское государство по-прежнему чуждо большинству уйгуров.

Реакция КПК на недовольство уйгуров проявилась сразу в нескольких аспектах. Центр возлагал большие надежды на огромные инвестиции, вложенные в Синьцзян. Однако предположение о том, что экономическое благополучие приведет к исчезновению народного недовольства, глубоко ошибочно. Недовольство связано с отсутствием автономии, а также подавлением культуры и религии государством, которое воспринимается как чуждое. Оно не связано с бедностью напрямую, и экономическое процветание вряд ли его устранит. Кроме того, инвестиции в Синьцзян очень неравномерно распределены, если учитывать этнический признак. Да, у уйгуров сформировался свой средний класс, но он по-прежнему был малочисленным и в политическом плане плохо интегрированным. На макроуровне между концентрацией уйгуров и концентрацией богатства по всему Синьцзяну существует обратная зависимость (см. таблицу 23.1). Этнические преференции, которые, по крайней мере номинально, существовали с начала коммунистического правления в качестве формы позитивного действия, обратились вспять. В настоящее время в Синьцзяне в объявлениях о приеме на работу в частном секторе довольно часто открыто указывается, что компания рассматривает только ханьцев, а государственные предприятия часто вербуют в Синьцзян ханьцев непосредственно из Китая – вместо представителей местных народов{408}. Существующий порядок лишь усугубляет экономическое расслоение по национальному признаку, которое очевидно любому иностранцу и подробно задокументировано учеными{409}.

Источник: Xinjiang Statistical Yearbook 2017 (Beijing: China Statistics Press, 2017), tables 3–7, 3–9, and 20–1.

Примечание: ВВП – валовой внутренний продукт.