Центральная Азия: От века империй до наших дней

Риторика китайского правительства об угрозах, подстерегающих Синьцзян, на протяжении десятилетий менялась, и на рубеже тысячелетий центральное место в ней занял ислам. Отчасти этот сдвиг был связан с возрождением ислама, общим для всей Центральной Азии. В советской Центральной Азии реформы Горбачева открыли пространство для ислама в общественной жизни. Когда ограничения ослабли, общины верующих бросились восстанавливать то, что было утрачено за три поколения после антирелигиозных кампаний 1927–1941 годов. В последние годы советского периода заново открывались старые мечети и строились новые. В Центральную Азию вернулось исламское образование, и были восстановлены контакты с «большим» мусульманским миром. В книжных магазинах региона появилась исламская литература, а соблюдение религиозных ритуалов и постов стало гораздо более распространенным явлением. Многие женщины вернулись к скромной одежде, уже в новой форме. Для многих людей возвращение к исламу означало возрождение старинных обычаев, которые теперь рассматривались как неотъемлемая часть национальных традиций. Таким образом, советское понимание ислама продолжало формировать общественное восприятие места религии в обществе в первые годы независимости. На рубеже тысячелетий исламский ландшафт стал намного разнообразнее. В некотором смысле это естественная ситуация: мусульмане всегда спорили о том, что считается правильным поведением, и придерживались различных взглядов на ислам, его место в обществе и его связь с национальной культурой. В постсоветской Центральной Азии диапазон мнений расширился: одни люди полагают, что за семьдесят лет они отошли от правоверия и что многое в том, как они исповедуют ислам, неверно и нуждается в исправлении (обычно они предлагали равняться на арабские страны), другие же видят в исламе неотъемлемую часть национальной культуры. Есть и те, кого ислам мало волнует{416}.

В Синьцзяне возрождение приняло несколько иную форму. Реформы Мао Цзэдуна нанесли по исламу в Синьцзяне сильный удар, однако эпоха разорения там продлилась не так долго, как в советской Центральной Азии. В начале 1980-х годов, когда официальная китайская политика смягчилась, многие из тех, кто выжили в огненном вихре Культурной революции, были еще на ногах. Борьба с исламом здесь была менее серьезной, чем в советской Центральной Азии, и потому восстановление религиозных знаний и институтов оказалось намного проще. В Синьцзяне исламские обычаи были широко распространены и практиковались в открытую еще задолго до того, как гласность и перестройка сделали это возможным в советской Центральной Азии. Однако в 1990-х годах в Синьцзяне произошел определенный сдвиг в сторону более строгого соблюдения исламских норм и публичных проявлений благочестия. Он был связан и с более тесными контактами с остальным мусульманским миром, и с экономическим ростом в этой провинции. Девяностые ознаменовались всплеском строительства мечетей по всему Синьцзяну, которое в основном финансировали новые успешные уйгурские бизнесмены. Соблюдение религиозных обрядов – один из способов, которым уйгуры (и другие мусульмане) старались отличаться от ханьцев. Общие молитвы в мечетях, воздержание от употребления алкоголя и демонстрация женской скромности стали показателями национальной чести, позволяющими провести четкую границу, отделяющую Синьцзян от ханьцев и китайского государства. До 1990-х годов среди уйгуров употребление алкоголя было распространено, однако потом заметно сократилось, посещаемость же мечетей резко возросла, а женщины в хиджабах стали обычным явлением даже в зажиточных городских кварталах. Возрождение ислама было напрямую связано с чувством национального сопротивления китайскому правлению.