Центральный Зомбиленд

– Ну, вот и все, друг мой. – Антоша даже писклявил радостно. – Пришла так сказать пора – идем со двора.

Довольный собственным остроумием, за неимением других ценителей можно было излить его и на связанного Кирилла, он растянул улыбающийся свой рот еще шире, явив свету строй безупречно ровных зубов. В этом ряду даже клыки не выпирал из общей ровности. Хотя, действительно, зачем ему клыки? Медицинский робот, над которым тем временем успел поколдовать Антоша, начал отсоединять кабели и трубки, привязывавшие передвижную койку Кирилла к базе, вмонтированной в стену. Все манипуляции автомат делал ловко и быстро. Прямо любо-дорого смотреть. Кирилл погрустнел. Вот и ты, Осьминожка, мой двухдневный приятель, предаешь меня! Отправляешь на смерть! А ведь у нас нашлось столько общего за время долгих бесед наших. Пусть ты молчал, но ведь и не спорил, а значит безмолвно, но явно соглашался. Ведь и ты не свободен в своем пластиково-металлическом мире, привязанный программами к одному бесконечно повторяющемуся алгоритму, что записан на твою электрическую подкорку. Даже смерть у нас с тобой приходит одинаковая. Серая, безликая, в заляпанной робе и с лазерным скальпелем. Имя ее – утилизация.

Осьминожка виновато щелкнул, отключая последний провод, но все равно передал койку-бокс в надежные клешни роботов-конвоиров и печально помигал вслед огоньками. А может, и не виновато, и не печально вовсе… Кирилл где-то внутри понимал, что глупо переносить свои эмоции на неодушевленные предметы. Однако так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь провожал его в последнюю дорогу, и провожал именно печально и виновато. Так-то. Да и потом, насколько он сам относится к предметам одушевленным, Кир еще до конца не понял.

? …надеюсь последние часы перед окончательным бессознанием ты провел с пользой. Вспомнил, так сказать, лучшие мгновения жизни. – Антоша хохотнул, что при его скрипучем писке было не так легко. – Ох, я же забыл, тебе же и вспомнить-то нечего, да и не получится…

Оказалось, Антоша все еще изощрялся в мудреных подколках, а Кирилл их невежливо пропускал мимо ушей. Надо собраться. Скоро лифт и на этот раз, видимо, действительно последняя возможность избежать досрочной разборки на запчасти. Кирилл поймал торжествующий взгляд Антоши и, изобразив, насколько возможно, грусть (получилось идеально) и доверие (вышло так себе, но на такую публику сойдет), изрек:

– Дорогой вы мой, Антон Иванович, знаю, вы искренне сопереживаете моей злосчастной судьбе. – Голос Кирилла картинно дрогнул. – Спасибо вам от всей души. Никогда не забуду такого участия и зомбилюбия.

Антоша даже закашлялся в попытках найти достойный ответ этому бреду. Не нашел, отвел глаза в сторону и пнул пробиравшегося по стеночке к выходу Осьминожку. Злой человек.

– Если позволите, Антон Иванович, – решил добить Кирилл. – То свою утилизацию я посвящаю вам.

Антоша буркнул что-то не очень внятное и махнул рукой в сторону роботов-охранников.

– Увозите! И вообще… идиот… Недолго осталось…

Более умных оскорблений ждать, очевидно, не приходилось. Койку-бокс с Кириллом на ней уже выкатили в коридор, и покрасневший в процессе мышления нос Антоши грозил скрыться за поворотом. Сопровождать Кирилла до конца тот, видимо, передумал.

– Так как? Позволяете? – выкрикнул Кир, решив полностью исключить возможность такого сопровождения. – Считаю молчание за согласие! Где можно оставить памятную запись?

Кричать дальше было бессмысленно. Роботы, полностью проигнорировавшие его попытку разрядить обстановку, уже успели укатить бокс в глубину полутемного коридора. Кирилл, насколько позволяли ремни, начал разминать затекшие руки и ноги. Раскачать передвижную койку-бокс так, чтобы она свалилась, будет задачей не из легких. Эта конструкция существенно тяжелее самого Кирилла. Конечности потихоньку отзывались. Сотни мельчайших иголочек, впившихся в кожу, приветствовали предстоящую активность.

Коридор показался Кириллу бесконечным. Роботы мчали его с приличной скоростью мимо вереницы закрытых дверей минут десять. Трижды они поворачивали и один раз поднимались по длинному наклонному пандусу. При этом за все время пути они не встретили ни одной живой души. Только безликие в сумрачном полусвете роботы, как призраки пропавших душ, боязливо жались по обочинам. Наконец бокс притормозил у высоких серых дверей с таинственной и устрашающей надписью «Предварительная».