Центральный Зомбиленд

Кирилл оглядел узилище. За время очередного бессознания ничего в палате кардинально не изменилось. Вообще ничего не изменилось. Даже дежуривший в ногах койки-бокса медицинский робот стоял в той же позе, напоминающей осьминога перед атакой. Кирилл уже начал различать обслуживающих его роботов и этого так и называл – «Осьминожка». Интересное слово из зомби-панельных программ о животных. Ведь полностью понятно происхождение и построение слова, но совершенно неясно, кто и зачем потерял букву «В» в начале. Кстати о словах, пожалуй, надо привыкнуть использовать вместо зомби-термина «бессознание», более правильное и живое слово «сон».

Судя по тому, что обеденное питание в него уже влили, а так называемый ужин еще не принесли, был ранний вечер пятницы. Самое приятное время для всех адекватных зомби. Рабочая неделя закончилась, и оставалось максимальное время до начала следующей. Кирилл к адекватным зомби уже не относился, поэтому ожидал, честно говоря, без особого восторга предстоящий уик-энд с весьма предсказуемым в отношении лично него концом. Впрочем, тяжелых ощущений от этих мыслей Кирилл не испытывал. За два дня неразрывности с койкой и почти сплошного сна и кормежки он, конечно, хорошо отдохнул физически. Однако ему настолько обрыдли неподвижность и однообразие обстановки, что он иногда подвывал.

Два раза за это время в палату заглядывал Антоша. Он с каменным лицом обходил роботов, что-то изучал в электронных записях и, не реагируя на любые попытки Кирилла завязать общение, покидал пленника. Последний был практически уверен, что каждый раз слышал шумный вздох облегчения с той стороны закрытой двери.

Иных развлечений у Кирилла не было. Медицинские роботы отвечали на обращения еще с меньшим энтузиазмом, чем главный седовласый надсмотрщик. Размышления на тему «как спастись?» приводили только к депрессии, в положении, когда ты так прочно связан, что можешь шевелить только языком и чуть-чуть носом. Мысли о милой Дарье Михайловне в конце концов тоже нагоняли печаль. Пусть развлекается в своем Лон-полисе, или Л-полисе, или куда она там улетела. Для нее он навсегда останется странной частью страшного приключения, которое, если прошло, то и славно. Впрочем, его чувства тоже вряд ли можно было считать в полной мере определенными. Симпатичная девушка в опасности с невероятным ореолом таинственности и неведомых знаний сейчас, на пороге утилизации (откуда у утилизации взялся порог?), была скорее неким абстрактным образом, за который легко цепляться в окружившей трясине… Что он испытывал бы, находясь вне этой экстремальной ситуации? Этот вопрос ставил Кирилла в тупик. Поэтому он твердо решил себе его не задавать. В любом случае завтра или, в крайнем случае, послезавтра некая комиссия санкционирует разборку его на запчасти, и на этом его реальные и вымышленные переживания пресекутся.

– А вот если тебя решат разобрать, – Кирилл обратился к Осьминожке, чтобы разогнать тишину, – то никакой комиссии созывать не станут!

Робот равнодушно переключил два синих огонька. Это хорошо, значит слушает внимательно.

– А знаешь почему?

Робот не знал, или не захотел отвечать.

– Потому что ты есть просто жестянка на колесиках, или на чем ты там ездишь. – В лежачем положении Кириллу сложно было рассмотреть низ механизма. – А я хоть и неадекватная, но все-таки зомби-личность. Так сказать, полноценная единица зомби-общества. Понял, Осьминожка?

Тот в ответ погасил синие огоньки и безразлично сверкнул линзой. Ничего-то ты не понял, железный болван! Или из чего там сделаны твои шестеренки? Да и куда тебе понять метания неадекватной зомби-души, если она сама себя не понимает?! Ведь у зомби же есть душа? Не может не быть. Слово старое, замусоленное, и используют его только в присказках да в душещипательных мыльных операх по зомби-панели. И никто ведь даже не расскажет толком, что это. А вот без него как-то не по себе. Вылезают какие-то доисторические атавизмы сознания и зудят за ухом. Мол, нельзя без души, никак нельзя.

У Осьминожки в голове что-то щелкнуло. Мысль пробежала, наверное. Щупальца задвигались, замельтешили. Подкатился к изголовью. Сейчас будет измерять и обследовать. Нудная эта процедура повторялась каждые пару часов.

На сей раз ее прервало нежданное появление в палате развенчанного монарха Антоши. Необычно радостное розовощекое лицо его буквально ворвалось в комнату, источая довольство и запах сиреневого парфюма. Влетев, он не стал утруждать себя приветствием. С вещами вообще-то и не здороваются, это было бы странно. Кирилл сразу понял, что Антоша считает его предметом неодушевленным (вот опять про эту душу!). Его самого такое отношение ничуть не смущало и даже не обижало. Кирилл и сам считал визитера не слишком живым.

– Ну что, уважаемый, не ждал?