Цензоры за работой. Как государство формирует литературу

Еще никогда интеллектуалы Восточной Германии не говорили так открыто. Разумеется, одно дело было произнести речь, другое – изменить систему. Институты, управлявшие литературой в ГДР, остались прежними после завершения съезда. Берлинская стена, или «антифашистская защитная стена» (antifaschistischer Schutzwall), как ее все еще называли в официальных документах[457], была так же прочна и наглядно обозначала границу между двумя враждебными лагерями в холодной войне, которой не было видно конца. Но общественное мнение уже изменилось, отчасти благодаря свежему ветру из Москвы, и лидеры партии поняли, что стоит пойти на некоторые изменения.

Хёпке и Хагер встретились 18 февраля 1988 года, чтобы решить, какие меры следует принять. Они пришли к заключению, что основную ответственность за проверку рукописей действительно стоит передать из ГАП издательствам, но это могло вызывать проблемы. Общее производство должно было по-прежнему определяться годовым планом, который бы включал в себя ежегодные планы каждого издательства. ГАП должна была, как и раньше, контролировать составление общего плана, а также распределять бумагу и станки. Все это нужно было организовать так, чтобы избежать «неподъемной… бюрократической работы». Но как? Хёпке и Хагер договорились только о том, что все должно осуществляться постепенно, ведь, согласно их подсчетам, 99% предлагаемых публикаций не представляли угрозы. Проблемные ситуации можно было, как правило, решить на уровне издательств, сочли они, а их сотрудникам следовало приказать, чтобы присматривали за некоторыми авторами, избегая шума из‐за «цензуры». Разумеется, из этой системы кое-каких писателей пришлось бы устранить. Например, никаким произведениям Луца Ратенова или Моники Марон нельзя было позволить появиться в печати. И, несмотря на сравнительную свободу издательств, окончательное решение о выходе книги должно было оставаться за ГАП[458].

Протокол встречи создает впечатление, будто люди, стоящие во главе системы, одновременно и признавали необходимость перемен, и отвергали ее. Они продолжали отрицать существование цензуры на словах и осуществлять ее на деле. Но прежде всего они не могли понять, насколько они сами управляли ситуацией. Неспособность разрешить эти противоречия видна и в протоколе встречи, произошедшей девять месяцев спустя. Хагер сказал Хёпке, что нельзя допускать никакой «либерализации»:

Государство не должно отказываться от своих прав, а директор издательства отвечает перед государством. Это его обязанность – обращаться с соответствующими проблемами в ГАП, точно так же [и ГАП] может потребовать рукопись у издательства. Следование культурно-политической линии [партии] обеспечивается долгосрочными планами и бдительностью работников издательств и редакторов. Каждое издательство должно приготовиться к высоким требованиям, выполнения которых будут от него ожидать, и возрастающей ответственности. С помощью такого подхода мы сможем вести более демократическую политику и избежать излишней либерализации[459].

Хёпке, как мог, трактовал эти директивы. На встрече с членами Союза писателей 28 июня 1988 года он сделал доклад о плане на 1989 год, подчеркнув введение новой процедуры выдачи разрешения на печать. Окончательное решение оставалось за ГАП, но оно должно было приниматься быстро, и от издательства больше не требовалось предоставлять полное досье с рукописью и отзывами рецензентов. Теперь было достаточно правильно составленного предложения об издании. Некоторые члены Союза выразили обеспокоенность передачей слишком большой власти в руки издательств, но Фолькер Браун, бывший председателем собрания, одобрил новую политику как «выдающийся пример распределения власти… социал-демократический по духу»[460].