Цензоры за работой. Как государство формирует литературу

В одном из самых знаковых исследований цензуры Лео Штраус, беженец из нацистской Германии, выдающийся философ и исследователь литературы, заявил, что цензоры по природе своей глупы, потому что не обладают способностью замечать тайные сообщения, скрытые между строк спорного текста[477]. Исследования, проведенные для этой книги, доказывают обратное. Цензоры не только обращали внимание на все нюансы скрытого смысла, они учитывали и то, как напечатанный текст повлияет на общество. Их образованность не удивляет в случае ГДР, где цензурой занимались писатели, ученые и критики. Но выдающиеся авторы работали в этой сфере и во Франции XVIII века, а в Индии за местной литературой наблюдали просвещенные библиотекари и государственные чиновники, пристально наблюдавшие за обычаями «туземцев». Было бы неправильно считать цензуру грубым подавлением свободы невежественными бюрократами. Хотя она существенно отличалась в разных местах и в разные эпохи, обычно это был сложный процесс, который требовал таланта и опыта и был глубоко связан с общественным порядком.

Цензура могла быть и позитивной. Апробации французских цензоров подтверждали отличное качество книги, оказавшейся достойной королевской привилегии. Они часто напоминали издательскую рекламную аннотацию, которую сейчас печатают сзади обложки. Данные из столбца 16 в тайных «каталогах» Индийской гражданской службы похожи на современные рецензии и нередко высоко оценивают обозреваемые произведения. Хотя они выполняли работу цензоров, редакторы в Восточной Германии упорно работали над тем, чтобы улучшить качество исправляемого ими текста. Так же поступали эксперты, писавшие рецензии, и официальные цензоры из ГАП, защищавшие ежегодный план от аппаратчиков из отдела культуры ЦК партии, которых презирали за мещанство. Несмотря на свою идеологическую функцию, переработка текста чем-то напоминала профессиональную редактуру в свободных обществах.

Цензура также приводила к сотрудничеству между авторами и цензорами, которое нередко оказывалось ближе, чем отношения между писателем и редактором в наши дни в издательствах Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Некоторые французские цензоры так плотно работали со своими подопечными, что оказывались практически их соавторами. Тексты их апробаций, напечатанные в книгах, нельзя разлучить с телом рекомендованных текстов. Апробации, привилегии и посвящения тщательно отслеживались администрацией, заведовавшей книгами, и появлялись в изданиях вместе, как одно целое. Пристально наблюдая за местной литературой, чиновники из Индийской гражданской службы иногда поощряли ее, выдавая субсидии и премии писателям, которые, на их взгляд, могли когда-нибудь создать что-то похожее на европейский роман[478]. От первой строчки до последней книги в ГДР несут следы вмешательства цензоров. Они являются результатом совместных усилий, написания и переписывания до такой степени, что некоторые цензоры жаловались, что им пришлось сделать большую часть работы.

Взаимодействие осуществлялось через переговоры. В авторитарных системах авторы понимали, что живут в реальном мире, где представители власти имеют возможность контролировать и запрещать любые публикации. Большая часть внимания уделялась газетам и другим СМИ, а не книгам, которые мы рассматриваем в этой работе. Но и книги часто угрожали монополии на власть, и государство относилось к этому со всей серьезностью, даже на самом высоком уровне, включая министров в Версале, Лондоне и Берлине. Переговоры осуществлялись на всех стадиях процесса, особенно на первоначальном этапе, когда текст только начинал формироваться. Этого не происходило в Британской Индии, где цензура сводилась к реакции на уже опубликованные работы, и не так обстояло дело с литературой, которая распространялась вне государственной системы во Франции XVIII века. Но даже Вольтер, когда публиковал легальные или полулегальные произведения, был вынужден договариваться с цензорами, их начальством, влиятельными посредниками и полицией. Он хорошо знал устройство государственного аппарата и блестяще умел использовать его для собственной выгоды[479]. Для писателей из Восточной Германии вроде Фолькера Брауна и Эриха Лёста переговоры были настолько важны, что их почти невозможно отделить от процесса публикации. Они часто тратили больше времени, обсуждая те или иные отрывки, чем уходило на их написание. Люди по обе стороны баррикад осознавали необходимость компромисса. Они разделяли ощущение, что играют в одну игру, принимали ее правила и испытывали уважение к противнику.