Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

И вновь она шла со стадом в поскотину, шла, не слушая пастуха, который самоуверенно думал, что это по его приказу стадо идет в поскотину. На самом же деле стадо шло в поскотину потому, что ему было все равно куда идти, и получалось так, что оно шло туда по приказу пастуха. Коровы, равнодушные к шлепкам погонялки, тут же забывали об этих ударах и, добродушные, безразличные к боли, шли дальше.

В. Белов. Привычное дело

I

И так было всегда.

Всегда большинство шло туда, куда направляли его привычные ориентиры, украшенные перспективой «корма», «пойла» и крыши над головой. И увереннее всего поступь эта бывает тогда, когда «стадо» не гонят. Когда оно живёт в соответствии со своим представлением о мироустройстве, для кого ограниченном ближайшей оградой или пределами недалёкого поля, для кого увеличенном до территории Страны, а для кого выходящем в мировые просторы. Впрочем, последнее относится к редким исключениям, – к тем, кому повезло или кто сумел выбиться из поводимого стада, а потому не о них речь.

Отнюдь не в защиту Райха и его советских товарищей, но токмо радея об интересах отстающего в СССР производства, обращу внимание на исключительную важность ответственного отношения к делу, не в последнюю очередь формируемого крепостью семьи и нравственностью. Здесь же скажу, что безлошадный пролетариат (босяки, по Горькому) отродясь не ведал иного оружия, окромя булыжника. Потому, оказавшись у станка вне бдительного ока не прощавших брака старорежимных подрядчиков, пролетарий стал заваливать производство, которое не знал, не любил и которое ни в кои времена не вызывало у него положительных эмоций. Отсюда «рабочая» ненависть к подрядчикам – неусыпным «приставам» и «городовым производства». Потому в 1917 г. с ними в первую очередь расправлялся рабочий класс, разъяренный требованиями дисциплины и штрафами ввиду её отсутствия. Схожая психология присуща была новому, «от сохи», начальству, толком не понимавшему производство, а потому охотно взявшему на вооружение «партийный стиль» руководства. Из-за стремления руководить из конторы (а не на стройплощадке, как принято в США, Германии, и у других гигантов индустрии), неумелого пользования дорогостоящими станками и «хранения» их под открытым небом, – порча оборудования приобрела в СССР массовый, неконтролируемый, стихийный характер.

Вот и Райх, хоть и вслепую, но нащупывает некую производственную хаотичность, особенно свойственную пролетариату. Едва ли не в той же мере безалаберность на производстве была присуща и тем, кто имел уже опыт работы. В попытке уяснить вопрос, но более всего стараясь угодить психоаналитикам и потрафить кровным единомышленникам Райха, назову этот феномен пролетарской психологией производства. В соответствии с «психологией» завал производства сотрясал Страну особенно в первое десятилетие новой власти (Приложение IV). Правда, оптимистичный скрип перьев партийных шелкопёров, бойкие отчёты директоров, репортажи журналистов и песенные ритмы «голосистого» кинематографа несколько смягчали «тряску», но сути дела это не меняло. Совмещая в своём лице ряд этих качеств, яростный критик М. Булгакова поэт А. Безыменский с оптимизмом холерика кадил «социалистической ячейке»: «Завод – отец. Ячейка – дом. /Семьища – книги, труд – ребята. /Мы в комсомолии живём, /В стране весёлой и богатой» (1924). И это был ещё не самый худой «голос». Не в лыко Безыменскому, а справедливости ради, отмечу, что ставка на индустриализацию посредством жесточайшего контроля и в самом деле подняла производство Страны. Однако успехов в промышленности нельзя было достичь одной лишь строгостью. Налицо был великий энтузиазм народа. С реализацией (ленинских ещё) планов ГОЭЛРО в СССР произошёл энергетический прорыв. Были созданы новые отрасли промышленности – машиностроение, станкостроение, турбостроение авто– и авиастроение, химия и ряд других. Огромная Страна превратилась в гигантскую строительную площадку. С помощью кайла и лопаты, повозки и тачки, кувалды и, прошу прощения, «какой-то матери», – рабочие творили чудеса[81]. К удивлению всего мира, планы «кремлёвских мечтателей» в главных своих чертах начали сбываться. Небезынтересно знать, что «сталинские пятилетки» восхищали и другого «мечтателя» – Адольфа Гитлера.

Теперь о тех, кем восхищаться совсем не обязательно.