Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Как и многие советские барышни, оказавшись на нарах «ни за что» (то есть не столько «по статье», сколько ввиду партийно-ошибочного понимания некоторых её пунктов), она надолго выпала из обоймы «строителей коммунизма». А вот престарелая Розалия Самуиловна Залкинд (более известная по прозвищам – «Землячка» и «Демон», а по Солженицыну – «фурия красного террора»), в послереволюционные годы хозяйничала в Крыму так, что Чёрное море кое-где сделалось красным от крови разрубленных и расстрелянных офицеров Белой Армии. Любившая после бумаг посидеть за расстрельным пулемётом, «красная фурия» благополучно пережила многих своих подельников. Но то «партийные дела». Разгулявшись не ко времени и не по возрасту, Розалия, «между дел», умудрялась ежедневно выбирать для своих ночных бдений кого-нибудь из молоденьких красноармейцев. Троцкий также возлюбил Крым, в котором «гулял» по-своему. На пару с Розалией он приложил руку к казни около 20 000 офицеров, оставшихся верными присяге и Империи.

Досталось от красных фурий не только воинственным дворянам. Только за первую зиму 1918 г. было расстреляно 96 000 из 800 ООО «простых» крымчан! А ведь была ещё весна… лето… осень… и опять зима… Но времена года не были помехой любителям расстрельных «картинок». Каждый из палачей развлекался по-своему – кто практиковал «любовь», а кто испытывал наслаждение, неся смерть другим [84]. Немало было и тех, кто совмещал «моральную свободу» с теоретическими обоснованиями её.

Задолго до откровений Троцкого и параллельно с практикующими «мораль», против давно опостылевших левакам старорежимных семейных норм ополчилась «любовь Ильича» – пламенная революционерка Инесса Арманд. Устав от семьи и «отупляющей домашней работы», Арманд заявила в 1919 г.: «Мы должны и мы уже начали вводить общественное воспитание детей и уничтожать власть родителей над детьми»[85]. «Дух солидарности, товарищества, готовности отдаться общему делу развит там, где нет замкнутой семьи», – вторил ей не меньший провозвестник «свободы» И. Ильинский[86]. Однако, всех далеко превзошла в этом «деле» жрица любви – феминистка и «комиссар общественного призрения» А. Колонтай, по мере роста коммунистического сознания негласно переименованная в «комиссара свободной любви».

После революции особенно остро реагируя на пережитки «неграмотности» в вопросах нравственности и личной жизни, Колонтай не в состоянии была переносить шедшие вразрез с коммунистической моралью «отсталые» взаимосвязи семьи и брака. Потому в 1922 г. она выступила с циклом «Писем к трудящейся молодёжи». Предваряя «позднего» Троцкого, Колонтай в первом письме уверяет пролетариат в том, что «при коммунизме мораль отомрёт». Впрочем, до этого надо ещё дожить, хмурится Колонтай, а пока мораль находится «на переломе»… Она и сейчас ещё нужна, допускает слабинку «жрица», но, тут же беря себя в руки, заявляет: это должна быть другая мораль, такая, которая отрицает устаревшие заповеди «не грабь», «не воруй», «не пожелай чужой жены» и т. и. Во втором письме, Колонтай, не прощая себе «слабости» первого, камня на камне не оставляет от старой морали, которая «поднимает голову и душит ростки новой пролетарской идеологии» (Приложение V). Сменив тогу «жрицы» на комиссаркую гимнастёрку (очевидно, не без прорех), донельзя опростившаяся Колонтай с истинно пролетарской ненавистью обрушивается на Эммануила Канта – «наиболее яркого представителя буржуазного мышления» – за доминанту совести в его философии. Но, по мнению Колонтай, особенно непростительно, недопустимо и даже преступно было признание Кантом души в человеке… как и то, что в самом существе последнего заложена духовная ответственность за всё происходящее. Такое выжженная революцией пролетарская совесть Колонтай уж никак не могла стерпеть!

Следует заметить, что коммунисты не без основания рассматривали семью, как соперника в борьбе за личность, как реальную помеху массовому распространению революционных идеалов. Поскольку прежде всего на семье базировалась «старорежимная» Россия, не без духовной и моральной целостности народа ставшая могучей империей. В пику «старым» ценностям большевистское государство, прокламирующее диктатуру пролетариата, было заинтересовано в обезличивании граждан, в подчинении их целиком и полностью идеям революционной борьбы. «Партия имеет право заглянуть в семью каждого из нас и проводить там свою линию», – декларировал параграф не иначе как «антисемейного кодекса» строителей коммунизма [87]. Заглядывая из-за плеч то в «кодекс», то в растленные души старших товарищей – устроителей коммунистического общества, наиболее ретивые из младших «строителей» не преминули переплюнуть своих учителей.