Однако господа Гор Видал и Рон Пол всё-таки ошибаются (причём, Пол – дважды).
То, от чего они предостерегают, может оказаться пострашнее германского (так и быть, оставим это понятие в навязанной обществу трактовке) фашизма. В реалиях рубежа 1920–1930 гг. тот всё же послужил средством консолидации народа с целью возрождения поруганного отечества и восстановления разграбленного государства.
Здесь же – в США или начиная с США — он придёт (а может, приходит или ужё пришёл) в жирующую страну, в которой общество независимо от достатка живёт в планово виртуальном, а не реальном мире. Придёт в социально цивилизованное, но обездушенное и малокультурное общество, в котором душа «массового человека» проиграла себя в компьютерных играх и размазала мироощущение в сетевых, телевизионных и прочих программах. Придёт в страну, в которой патриотизм отождествляется с защитой (за отсутствием другого) потребительски виртуального существования, где даже церкви сдаются в аренду содомитам, превратившим дорогу к храму и сам храм в оплачиваемую панель. Именно на этих «дорогах» – до храма и от него – похотливо раскачиваются «многополовые» участники гей-парадов. Якобы наднациональная идеология, исповедуя тоталитаризм наизнанку, лишь поначалу рядилась в пацифистский интернационализм. С освоением новых технологий Его Величество Рынок, настаивая на себе, внедрился в душу и заменил её «богом» потребления. Цивилизация Западного Мира обозначила свой новый виток. Отредактировав идеологию тогда, вывела стратегию пресловутого «золотого миллиарда» сейчас.Но вернёмся к отмеченной уже нами злополучной разнице между патриотизмом и nazi.
Это тем более важно, что идея тождественности, запущенная в мир в 1940 гг., была обязательным условием для перевода «мировой политики» в новое качество. В этих целях необходимо было, проводя тотальную ревизию всего, что не связано с потреблением, – переориентировать, разуверить человека в духовных и моральных ценностях. Шаг за шагом деформируя сознание, «идея» перекраивала политическое восприятие и отношение людей к своим отечествам. Но нет ничто нового под луной. Вышеупомянутое «единство», рядясь в белую тогу пацифизма и «ненависти к насилию», лишь сменило старое исподнее, скроенное из овечьих фартуков. Отыграв свою роль в истории и сопрев от долгой носки, оно взяло на себя функцию «мирового мочала» для мытья мозгов перед приятием идеологии Глобализма. Загаживая умы, и повсеместно вызывая сомнение в отечественных ценностях, «исподнее» создавало соответствующую себе философию, суть которой проста, как медный грош: «живи сегодня»! Человек стал осознавать себя в качестве покупающей, а не мыслящей субстанции: если покупаю и потребляю, значит, существую! И невдомёк «существующему», что развенчанный в привязанности к Отечеству (то есть отваженный от «нацизма») и посаженный на иглу потребления, он, кувыркаясь в «вещности», мало чем отличается от продукта обмена. Поскольку из субъекта превращается в «вещь потребления». Не приходится говорить, что выбор этот зависит не от него…Фактическим выражением пересотворённого
(то есть из тварного обращённого в «товарного.») человека стали отнюдь не спорадически заявившие о себе либеральные бунты в США и Европе. Начатые как протестные против буржуазности, погрязших в быте отцов и дедов, они, в поистине дьявольской эвольвенте привели к потреблению жизни в наихудшем качестве. Движения «детей-цветов» (flower children) в Новом Свете и «Парижский май» в Старом в середине 1960 гг. были столь же искренними, сколь коварными были посылы, подталкивающие их к такого рода невинности. Скоро выяснилось, что «дети», хоть и ходили в ночных рубахах с венками из цветов на голове, вовсе не напоминали собой ботичеллевскую «весну». Уже в отрочестве возненавидевшие отцов, быстро взрослеющие чада объявили войну «буржуазии», к числу которой относили всех, кто не разделял их мировосприятие, политические пристрастия, социальные настроения и стиль жизни. Чувство эмоционального и эстетического единства, лишённого позитивной программы, становилось руководством к действию: «Делай, что хочешь – это и будет твоим законом». Откровенно люмпенская стихия – «игра в жизнь» размывала границы между реальным миром и воображаемым. В моду входило аскетическое учение Кришны и бахай. «Вспоминались» экзотические религии – Изиды, Астарты, Митры.