— Тина, — моё имя пророкатало у него в горле. — Пойдём со мной. Пойдём, прошу. Давай вместе заберём лисёнка. Я для тебя всё сделаю. Мы так много лет друг друга знаем… Ну же… — он протянул ко мне руку. — Я прошу тебя… Неужели ты доверяешь этому шакалу, больше чем мне?
Я не двинулась с места.
Его рука упала плетью, сжалась в кулак. Он смотрел на меня со злым изумлением: — Ясно… Я-то думал — мы на одной стороне. Думал, ты умнее… Теперь всё встало на свои места.
— Алек…
Он рыкнул сквозь зубы:
— Да пошли вы к чёрту! Оба!
Развернулся и, не таясь, вколачивая пятки в мокрую землю, пошёл в обратном направлении. Вскоре его силуэт поглотила темнота.
— Какая муха тебя укусила!? — едва не шипя от негодования, накинулась я на Павла, пока тот, кривясь, поднимался на ноги, потирая ушибленную скулу. Мне было его совсем не жаль и даже наоборот, руки чесались поставить ему ещё один синяк, для симметрии, так сказать.
— Не понимаю о чём ты, — невинно отозвался он. — Пойдём, сделаем то, для чего пришли.
— Зачем ты это устроил? — повторила я громким шёпотом, закипая. Моя лиса нервно ударила хвостом по ногам.
Павел перевёл на меня холодный взгляд. В темноте его лицо белело, как лик приведения.
— Затем, — начал он медленно, с нажимом выговаривая каждое слово, — что меня бесят ничтожества, которые сначала насрут в душу, а потом пытаются оправдаться благородными мотивами. Нахрена он заявился? Думаешь, чтобы помочь? Чёрта с два! Просто он тебе ни на грош не верит. Не верит, что без него справишься, боится, что его трусость разглядишь.
— Ты не прав. Ты его не знаешь…
— Таких как он, повидал достаточно… Не удивлюсь, если сейчас сюда направляются вызванные им охотники.
— Он никогда так не поступит.
— Продолжаешь ему верить? После всех этих лет? Скоро вернёшь хвосты и от чувств и следа не останется. Он ведь годами обращался с тобой, как с пустым местом, а ты ему в рот заглядываешь. У тебя хоть капля гордости есть? Смотреть противно, как ты перед ним стелешься.
Меня перекосило от его тона, от его усмешки. У него не было права, говорить мне эти слова. Я прошептала, выталкивая слова сквозь сжатые зубы:
— У этих чувств хотя бы есть шанс.
Лицо Павла окаменело. Взгляд точно стал весить целую тонну. Дернув уголком рта, он невесело хмыкнул:
— И то правда, лисичка. Уела.
Он развернулся и устремился в темноту, оставив меня потерянно плестись позади. Обойдя пруд, мы двинулись к ряду загонов. Характерный запах ударил в нос, и через пару минут мы уже подошли к нужному вольеру.
Вокруг всё было тихо. Даже звери по соседству не поднимали шума, только неподвижно глазели из темноты.
Павел достал из моего портфеля подготовленный заранее шприц со снотворным и ключи, которые раздобыл ещё при дневной прогулке, заморочив гипнозом местною смотрительницу. Не глядя на меня, сказал:
— Карауль тут. Я сам всё сделаю. — И повернув ключ, вошёл внутрь.
“Легко сказать — карауль”, — думала я, пряча лицо от ветра в воротник куртки и вглядываясь в темень. Недавний разговор неприятным осадком скрёб душу. Я чувствовала вину и одновременно злилась на себя за это. Павел был прав, я жалкая. Смотрю Алеку в рот. Рада любому его вниманию, как дворняга…прав… но кинув эту правду мне в лицо, он словно лишил меня опоры. Всё равно, что подойти к калеке и пнуть его под единственную ногу. Я вконец запуталась…
Небо снова мазнуло о щёку холодом. Кап — лживые чувства. Кап — гиены, мечтающие свести счёты. Кап — демоническая тень за спиной. Кап-кап-кап. Между лопатками прострелило от чужого взгляда. Обернулась — никого… Лиса с беспокойством втягивала воздух.
Вспомнилось, как недавно получилось обострить слух, настроившись на Эмона, но со слабыми человеческими глазёнками такой трюк не срабатывал. Как бы я не старалась, тьма отказывалась расступаться. Какое уж там “карауль”! Я дальше вытянутой руки мало что различала.
Из темноты вольера донеслась ругань Павла.
Судорожно выдохнув застрявший в груди воздух, я заглянула через приоткрытую дверь. Разглядеть, что там происходит не удавалось. Я шепнула:
— Что-то случилось? Может посветить телефоном?
— Давай, шуруй сюда, — недовольно донеслось из из темноты.
Прикрыв дверь, я двинулась на голос, едва не вскрикнув, когда что-то проскочило возле моих ног.
Это была лиса. Схватив малыша за шкирку, она волочила его по земле, а потом затолкнув в угол вольера, тявкая, закрыла собственным телом, всем видом показывая, что скорее отгрызёт чью-нибудь руку по локоть, чем отдаст своё. Оставшиеся два лисёнка прятались в домике, боясь даже выглянуть наружу.
— Шкура зубастая… не подпускает, чёрт! — раздражённо пробормотал Павел, подойдя ко мне со спины.
— А снотворное…
— Было, да всплыло! Шприц куда-то упал.
— Ох… Я могу посветить. Где уронил?
— Да вот тут. В листья. Постой пока, последи, чтобы эта драная лиса наш сосуд никуда не сныкала. Я поищу.
— Возьми лучше новый. Я несколько покупала… а снотворное в верхнем кармане.
Мы переговаривались шёпотом на грани слышимости, он стоял совсем близко, чтобы не потерять моих слов. А я вслушивалась в его голос, пытаясь угадать мысли и настроение.