Возвращаясь, домой из гостей, я вдруг вспомнил лихорадочные метания матушки по дому, невольно усмехнулся, и неожиданно вспомнил о вручении подарка, в прошлую субботу, человеку совершенно иного склада ума и мироощущения.
Рано утром, как обычно, я пришел на тренировку. Мастер, уже начавший разминку, кинул на меня обычный для него недовольный взгляд, который обозначал только одно: — Ты пришел вовремя, но мог бы прийти и раньше», но когда увидел, что я не стал раздеваться, а вместо этого направился к нему, нахмурился. Встав перед Окато, и чуть наклонив голову, я подал ему сверток на вытянутых руках.
— Мастер, примите этот подарок в качестве моего признания и уважения.
Он взял сверток в руки. Я поднял голову. Уже догадавшись, что ему поднесли, японец развернул сверток. Разорванная упаковка упала на мат. Стоило Окато взять меч, как сквозь его бесстрастность пробилось какое-то чувство, схожее с волнением.
— Откуда у вас этот меч?!
Вопрос прояснил значение его взгляда. Он видел этот меч не впервые и, скорее всего, знал когда-то его хозяина. Пришлось коротко рассказать ему все то, что мне удалось узнать от хозяина антикварного магазина об этом мече. Когда я закончил рассказывать историю этого меча, Окато какое-то время, молча, смотрел мимо меня неподвижным взглядом, а потом словно очнувшись, неуловимым движением выхватил клинок, пробежал глазами по лезвию, потом таким же быстрым и ловким движением вернул его в ножны.
— Не думал, что именно таким образом узнаю о смерти своего врага. Это определенно знак судьбы!
При этом в его словах и в тоне не было радости, а какая-то скрытая печаль. Внутренние чувства мастера за все время нашего знакомства мне так до конца и не удалось постичь, поэтому мысль, появившаяся у меня в голове, была самой простой: мастер сожалеет о том, что не сам убил этого гада. Естественно, комментировать его я слова не стал и ожидал продолжения. Окато склонил голову в коротком поклоне, затем сказал:
— Ценю и принимаю уважение, которое вы хотели выказать этим подарком, но не сам меч. Он будет отослан семье погибшего! — с этими словами он аккуратно положил оружие на край мата, после чего резко выпрямился и уже жестким, командным тоном приказал: — Начали разминку!
Наступил день вручения наград. Махрицкий, неоднократно ходивший за линию фронта, награжденный именным оружием за храбрость, волновался как мальчишка. Он никак не рассчитывал на появление государя, а когда узнал от меня, что тот с моей подачи прибудет в батальон на торжество, то высказался о моем мальчишеском легкомыслии в соответствующих словах. Немного и я волновался, так как это была моя прямая идея создать часть специальных сил. И сейчас она была близка к логическому завершению. Весть о том, что в батальон приезжает государь быстро распространилась среди личного состава, лихорадя от возбуждения не только награждаемых солдат, но и всех остальных. Большая часть солдат, молодых крепких парней, еще так и не поняли, в какой части им предстоит служить, именно поэтому подполковник решил устроить показательные выступления.