При ближайшем рассмотрении конструкция и оказалась башней – водонапорной башней. Окна нижнего этажа были заколочены досками, следовало ожидать, что и дверь будет закрыта. Дверь Мирон толкнул безо всякой надежды, из детского какого-то упрямства. Он толкнул, а дверь неожиданно поддалась. Она раскрылась приглашающе и совершенно беззвучно, словно бы кто-то специально смазал ее старые петли. Мирон остановился перед черной рамкой дверного проема, не решаясь шагнуть из мира пусть приглушенного, но все же света, в мир почти кромешной темноты. За грудиной заворочалось и защекотало. Чувство это было в равной мере предупреждающее и подначивающее.
– Подумай дважды, Мироша, – сказал он тоном Ба. – Подумай, надо ли оно тебе!
По всему выходило, что надо, что ему позарез надо туда, в это непроглядную и тревожную тьму. Словно на аркане его туда кто-то тянул. Опять же, водонапорная башня – это не погреб. В прошлый раз накрыло его под землей, а не над землей. Чего бояться?
Переступая порог, Мирон подумал, что сейчас ему бы не помешало присутствие Цербера. Шастать по заброшкам в обществе призрачного пса было бы интереснее и веселее, но Цербер нес свою вахту у постели Леры. Значит, придется одному.
Темнота внутри была вовсе не кромешная. Приглушенный дневной свет проникал сюда через щели между досками. Мирон осмотрелся. Эта заброшка ничем не отличалась от остальных таких же позабытых и неприкаянных заброшек. У хозяев усадьбы явно не дошли до нее руки. Да и кому сейчас нужна водонапорная башня? Что с ней делать в прогрессивном двадцать первом веке?
Судя по царящему внутри запустению и вопиющему беспорядку, нога Розалии Францевны ни разу не переступала ее порог.
Собственно, рассматривать в башне было нечего. Из примечательного тут имелась то ли допотопная печь, то ли допотопный котел с похожей на люк круглой дверцей. Удивительно, как всю эту конструкцию до сих пор не распилили и не растащили на металлолом.
В большей степени Мирона манила к себе лестница. Она была деревянной, но вполне крепкой на вид. Захотелось подняться наверх и взглянуть на усадьбу с высоты птичьего полета. Или мышиного. Вверху, высоко над головой, слышалось едва различимое попискивание и шелест кожистых крыльев. Обычное дело: чердаки всегда занимают если не голуби, то летучие мыши. Мирон не боялся ни тех, ни других, ни высоты, поэтому решительным шагом направился к лестнице.
Поднимался вверх он осторожно, проверяя и прощупывая деревянные ступени. Если уж решился на безрассудный поступок, то нужно хотя бы проявить осторожность.
Наверху было светлее, чем внизу. Доски, закрывавшие одно из окон, почти полностью сгнили, и свет внутрь проникал беспрепятственно. Над головой у Мирона был деревянный потолок, а мышиная возня сделалась отчетливее и громче, но самих летучих мышей нигде не было видно. Мирон подошел к одному из окон, выглянул наружу. Волосы тут же взъерошил ветер. Так же, как волосы Мирона, он ерошил макушки деревьев. Вот тебе еще один экологический феномен: у земли не чувствовалось даже легкого движения воздуха.
Рассмотреть окрестности в деталях Мирону не дали все те же деревья. Они обступали башню плотной стеной, загораживали раскидистыми кронами и обзор, и горизонт. Мирон отошел от окна, огляделся. Внутри тоже не было ничего интересного. Пожалуй, кроме вмурованного в стену ржавого кольца и процарапанных чем-то острым насечек. Насечки были похожи на те, которые в приключенческих романах вырезали на стенах своих темниц узники, отсчитывая прожитые в заточении дни. Мысль была дикой, но дикость эта не отменяла саму вероятность подобного. Как не отменяло ее и ржавое кольцо.
Что-то подобное Мирон уже видел. Только не над землей, а под землей. Тот раз закончился для него приступом.
– Я был впечатлительным ребенком. – Мирон взъерошил и без того растрепанные ветром волосы, подошел к стене.
Разумный и рациональный человек просто спустился бы по лестнице, вышел из башни и сообщил бдительной Розалии Францевне о творящемся в ее владениях беспорядке. Но он, похоже, был недостаточно разумным, потому что вместо этого положил ладонь на ржавое кольцо, закрыл глаза и приготовился…
Ничего не случилось. Ровным счетом ничего. Никаких видений, никаких ощущений. Ощущение собственной дурости не в счет.
– Впечатлительный ребенок вырос и превратился в непрошибаемого дяденьку. – Мирон убрал руку от кольца, обвел задумчивым взглядом помещение и принялся осторожно спускаться по лестнице.
Вот эту бы осторожность, вот это бы благоразумие ему проявлять и дальше, топать себе на свежий воздух, прочь от всяких там заброшек. Но не получилось. Мирон был уже почти на пороге, когда услышал тихий скрип. И даже не факт, что услышал. Вполне возможно, что скрип ему померещился. Обстановочка располагала.
Как бы то ни было, а порог, отделяющий тьму от света, он так и не переступил, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился то ли к печке, то ли к котлу. Просто, чтобы проверить, что там такое скрипит.