Цербер-Хранитель

– Как? – Она больше не цеплялась за него, стояла напротив, спрятав руки за спиной.

– Мне нужно выти из твоего сна. Выпусти меня.

Наверное, он бы сумел сделать это самостоятельно. Помучился немного и научился бы методом проб и ошибок. Но сейчас у него не было времени ни на то, ни на другое.

– Выпусти меня! – заорал он прямо ей в лицо.

Он заорал, а она обиделась. Зрачки ее расширились, сделались черными, на всю радужку.

– Иди! – закричала она на него в ответ. – Пошел вон из моего сна!

Он не пошел, он полетел. Так летит подхваченный ветром опавший лист. Вот только у листа не кружится при этом голова. Вот только лист не орет при этом благим матом от ужаса. Вот только лист не падает камнем на пол и не матерится от боли.

Окончательно в себя Мирон пришел не сразу. Несколько минут ушло на то, чтобы переждать головокружение. Наверное, переход из сна в реальность произошел слишком быстро, потому что голова не только кружилась, но еще и раскалывалась от боли. Мирон встал на ноги, покачнулся, как пьяный, и снова едва не упал. Одевался он по-стариковски: сидя на кровати и тщательно выверяя каждое движение. Выверенности этой с грехом пополам хватило на то, чтобы натянуть джинсы и футболку. Дальше дело пошло легче. Мирон, уже почти не шатаясь, прошел в кухню, забросил в рот сразу две таблетки аспирина и мельком подумал, что чувствует себя как после сильнейшего перепоя. Вот тебе и обратная сторона осознанных сновидений.

Когда Мирон садился в машину, было еще темно, но на горизонте уже занималось пурпурное зарево. К усадьбе он подъехал на рассвете, показал пропуск мрачному охраннику и, едва дождавшись полного открытия ворот, рванул вперед.

Флигель утопал в утреннем тумане, в окнах его было темно. В окнах темно, но входная дверь приоткрыта. Мирон взлетел по ступеням крыльца, ворвался внутрь, сразу же с порога налетел в темноте то ли на комод, то ли на тумбу. В голове зло пульсировала недобитая аспирином боль, а сердце трепыхалось в грудной клетке беспомощно и испуганно.

Дверь, ведущая в комнату Леры, была распахнута настежь, дверь спальни Семеновны приоткрыта. Наверное, это было сделано специально, чтобы слышать малейший шорох. Мирон же сейчас издавал не шорох, а грохот. Плевать! Хоть бы успеть!

Он успел. Лера лежала на своей навороченной функциональной кровати. Цербер лежал у ее ног.

– Что тут? – Мирон нащупал пульс под Лериным подбородком и только потом облегченно выдохнул. – Цербер, она в порядке?

Пес мигнул утвердительно.

– Типа, ложная тревога? – Цербер ничего не ответил, смотрел, немигающим взглядом. – Не знаешь?

Пес мигнул один раз.

– Интересное кино. Выходит, мы…

Договорить он не успел.

– Мирон, а что вы здесь делаете? – В комнату вошла Семеновна. Поверх ночной сорочки она набросила цветастую шаль, вид имела растрепанный и взволнованный. – С кем вы разговаривали?

– Ни с кем! – Он обернулся, улыбнулся медсестре как можно более беспечно. – Пришел на дежурство, решил навестить нашу пациентку.

– Так рано? – Семеновна смотрела на него с подозрением.

– Я ранняя пташка! Шел мимо, смотрю, а у вас дверь открыта. Вот и заглянул.

– Дверь открыта? – Теперь к подозрению добавилась еще и растерянность. – Я не оставляю двери открытыми на ночь. Понятно, что тут все свои, но вот… привычка у меня такая.

Семеновна бочком прошла к кровати, включила ночник, осмотрела сначала Леру, потом комнату. Мирон тоже осмотрел, но ничего подозрительного не заметил. Если, конечно, не считать подозрительным открытую входную дверь.

– Может быть вы просто забыли? – Он уже окончательно успокоился, покосился на отошедшего к окошку Цербера. Тот тоже выглядел вполне спокойным. Значит, и в самом деле ложная тревога.

– Может быть. – Семеновна потерла глаза и тут же встрепенулась: – Но все равно странно. Как это я проморгала…

Она подошла к окну, поправила стоящие в вазе розы, снова вернулась к Лериной кровати.

– Да все нормально! – Мирону уже и самому было неловко. Ворвался ни свет ни заря в чужой дом, напугал достойную женщину, учинил допрос. А с Лерой все хорошо. Вот она – целая и невредимая. Ну, относительно невредимая. Напутал что-то Цербер. Или просто решил перестраховаться. – Это я тут… погорячился, не подумал, что нормальные люди еще могут спать. Я пойду, выпью кофейку перед работой. А вы отдыхайте. Извините.

Мирон попятился к выходу, многозначительно посмотрел на Цербера. Мол, выходи, друг безголовый, разговор есть. Цербер все понял правильно, поднялся на ноги и, старательно обходя застывшую посреди комнаты Семеновну, направился к входной двери. Хотя мог просто пройти сквозь стену.

Переговоры Мирон решил вести вдали от посторонних глаз, поэтому уселся на ту самую скамейку, на которой не так давно вел светскую беседу с Астрой.

– Ну, и как это понимать, милый друг? – спросил он, потирая виски руками. – Что это такое вообще было?

Цербер уселся напротив. Теперь их с Мироном глаза были на одном уровне. Смотрел он, не мигая. Наверное, ждал более конкретного вопроса. Вот только Мирон не знал, что именно спрашивать.

– А это не опасно, оставлять ее сейчас там одну? – спросил он наконец.