Цербер-Хранитель

Цербер покинул его на подступах к дому, ушел по-английски, даже не мигнул на прощание, а Мирон, воровато оглядываясь по сторонам, прошмыгнул сначала в дверь запасного входа, потом в коридор, а потом и в ординаторскую. Ординаторская ожидаемо была пуста, не было в Гремучем ручье дураков, готовых приезжать на работу за несколько часов до ее начала.

Первым делом Мирон направился в санузел, где в ярком электрическом свете изучил свое отражение. Отражение выглядело взъерошенным, малость напуганным и слегка окровавленным. Мирон стащил с себя футболку, куском бумажного полотенца стер кровь с шеи. Рассмотреть рану не получалось, но получилось ощупать. Рана оказалась длинной и довольно глубокой царапиной. Еще одна царапина ощущалась на голове, под волосами. Ничего страшного, если не думать о той твари, которая оставила на нем эти метки. Если не думать о возможном инфицировании. Тут фантазия Мирона сплелась в экстазе с его клиническими знаниями и принялась выдавать на-гора одну версию страшнее другой, начиная бешенством и заканчивая вампиризмом. Чтобы прийти в себя, Мирон сунул голову под струю ледяной воды. Холод помог, привел Мирона в тонус. Так что, вытирая волосы полотенцем, он чувствовал себя уже почти нормально. И щекотка в солнечном сплетении исчезла окончательно, оставив после себя ноющую, голодную боль.

Испачканную кровью футболку Мирон застирал, как умел. До конца дня она обязательно высохнет. А до этого у него есть униформа. Он вернулся в ординаторскую, переоделся в рабочую одежду, повесил футболку на вешалку и сунул в дальний угол шкафа. Теперь, когда следы заметены, а нервы почти спокойны, можно сделать вид, что это самое обыкновенное утро, и испить чашечку кофе.

Кофе в ординаторской был хороший, кофемашина отличная. К кофе полагались шоколадки, печеньки и завакуумированные бутерброды. Мирон взял сразу и первое, и второе, и третье. Сделал себе двойной эспрессо и плюхнулся в кресло дожидаться начала первого трудового дня.

Если не считать утреннего происшествия, день выдался вполне спокойным, наполненным знакомством с персоналом и всякой бумажной волокитой. Никаких операций на этот день запланировано не было, поэтому как-то так вышло, что уже после обеда Мирон был предоставлен сам себе.

Решение пришло сразу, его даже не нужно было вынашивать и взращивать. Мирон должен был окончательно убедиться, что те девочки в водонапорной башне – это всего лишь плод его воображения или, на худой конец, призраки. Ну, и обследовать место, где на него так вероломно напали, было бы нелишним. Перед тем, как отправиться на разведку, Мирон заглянул во флигель. С одной стороны, ему хотелось убедиться, что за Лерой хорошо ухаживают. С другой – что Цербер несет свою вахту у ее кровати, не станет путаться под ногами.

За Лерой ухаживали хорошо. В почти домашнем интерьере выглядела она скорее спящей, чем больной. Утром ее навестил инструктор лечебной физкультуры, а ближе к вечеру должен был зайти физиотерапевт. Ну и Семеновна бдела, делала все от нее возможное, чтобы обеспечить своей подопечной максимальный комфорт. Цербер тоже был на месте: лежал возле окна, положив черепастую голову на передние лапы. Что же такое здесь произошло минувшей ночью? Уж не то ли, что и с ним в парке? Что, если во флигель попытался забраться упырь? Позарился на легкую добычу, так сказать.

Сама вероятность того, что по территории усадьбы могут шастать упыри, не позволяла Мирону расслабиться. Наоборот, она заставляла задуматься о том, правильно ли он поступил, определив Леру в Гремучий ручей. Да, ее охраняет Цербер, но Цербер всего лишь призрак. Какой максимальный ущерб он может нанести живому человеку? Легкий дискомфорт и сиюминутную боль? Или с упырями история совсем другая? Ведь как-то же удалось Церберу отогнать от Мирона ту тварь. И судя по всему, твари встреча с Цербером очень не понравилась.

Ладно, разбираться с возможностями призрачного пса он будет позже, а пока нужно разобраться с тем, что можно увидеть собственными глазами и пощупать собственными руками. Нужно обследовать дикий участок парка при свете дня. Ведь при свете дня упыри должны прятаться по своим норам?

Мирон неспешной походкой шел по парковой дорожке. Привлекать к себе ненужное внимание не хотелось, а несущийся, сломя голову, врач непременно бы его привлек. Поэтому приходилось изображать праздность. Хотя бы на культурной половине парка.

А на культурной половине парка жизнь била ключом. По дорожкам парами и в одиночку прогуливались гости. Лица некоторых из них закрывали золотые маски. Под такими вот личинами скрывали свои истинные лица знаменитости, приехавшие в Гремучий ручей за молодостью, красотой и стройностью. Именно по этой причине в усадьбе не было видеокамер. Администрация свято блюла право своих гостей на приватность. Даже в больничных картах не было ни фамилий, ни имен. Каждому пациенту присваивался индивидуальный номер, а дальше он уже сам решал, открывать свою истинную личность остальным гостям или оставаться инкогнито.