Цербер мигнул дважды.
– Уже легче. Но опасность была?
Цербер мигнул утвердительно, и в висках заломило еще сильнее.
– И что за опасность?
Очевидно, что вопрос был задан некорректно, поэтому Цербер его проигнорировал.
– Но мы успели вовремя?
Снова никакой реакции. Понимай, как знаешь, эту капризную призрачную зверюшку! Аж зло берет!
– Я, между прочим, могу и обидеться. – Мирон отвернулся от наглой черепастой морды, но не потому, что хотел продемонстрировать Церберу степень своей обиды. Просто от полыхающего в его глазницах огня головная боль делалась почти невыносимой. А ему еще день работать.
Шрам на ладони привычно заныл, пришлось-таки посмотреть на Цербера. Тот, оказывается, положил лапу Мирону на колено. Почти как обыкновенный пес, только очень большой. Разумеется, веса лапы Мирон не почувствовал, а вот боль от контакта с призраком – очень даже.
– Я одного понять не могу, – сказал он, мужественно превозмогая дискомфорт от контакта с нематериальным. – Как нам быть дальше? Как вытаскивать ее из вот этого всего, а?
Цербер ничего не ответил, лишь склонил голову на бок.
– Значит, у тебя никаких идей?
Цербер оскалился.
– Но Лера тебе очень дорога?
Цербер мигнул.
– И ты пришел, чтобы ее охранять.
Еще одно «да».
– Значит, она особенная?
Этот вопрос можно было и не задавать, Мирон и сам понимал, что Лера особенная. Даже очень особенная.
– Она слышит шепот. Я, кстати, тоже. Она как-то связана с этим местом?
И снова «да».
Уже что-то. Пусть сама Лера и утверждает, что никогда раньше не бывала в Гремучем ручье, но Цербер точно бывал, раз уж его ошейник хранится в сейфе у Ба. Вот только зачем призраку ошейник?
Отвечать на этот вопрос Цербер не стал, отвернулся, как когда-то сам Мирон, а потом и вовсе исчез. Но исчезновение его было будничное, а не стремительное. Оказывается, Мирон уже научился разбираться в нюансах.
До начала рабочего дня оставалось еще очень много времени. Потратить его можно было бы с пользой. Например, поискать тот погреб, в котором его накрыло в далеком детстве. Но Мирон здраво рассудил, что не готов снова встретиться с реальными или выдуманными демонами. Вместо этого он решил просто прогуляться по парку.
Прогулка по парку в условиях почти нулевой видимости из-за укрывшего лощину тумана оказалась тем еще испытанием. В какой-то момент Мирон понял, что заблудился и, кажется, очутился на дикой половине парка. В этом не было ничего страшного. Какое бы направление он не выбрал, все равно рано или поздно вышел бы, если не к дому, то к внешней стене.
Он и шел, вернее, брел, стараясь не обращать внимания на головную боль, а прислушиваться к шепоту, этой забавной природной аномалии. В какой-то момент, боль прошла, а шепот наоборот усилился. Теперь он слышался не в голове у Мирона, а словно бы откуда-то со стороны. И не шепот даже, а так… с трудом сдерживаемый смешок. Женский или вовсе детский. Вот только откуда в Гремучем ручье дети? Да и что им делать в такую рань на дикой половине парка? В области желудка почти мгновенно появилось давно знакомое щекотное чувство.
– Эй, кто здесь?
Мирон остановился, крутанулся на пятках с такой стремительностью, что утихшая было головная боль снова дала о себе знать острым уколом в висок. А еще в затылок. Даже чуть пониже затылка, в то место, где голова переходит в шею, как раз в незащищенную воротом футболки ее часть. Мирон чертыхнулся от неожиданности, хлопнул себя по шее ладонью. Так прихлопывают зарвавшегося, в конец оборзевшего комара.
…Его комар оказался каким-то мутантом, потому что на ладони у Мирона остался кровавый след. А издевательский смешок, который всего пару секунд назад слышался сзади, теперь доносился из тумана перед ним.
– Что за черт… Кто здесь?
Мирон вытер ладонь о джинсы, прислушался и напрягся. На сей раз, не на шутку. В происходящем не было ничего веселого. Признаться в том, что ему страшно, Мирон пока еще был не готов, но инстинкт самосохранения заставлял его держать ухо востро. Творилось что-то неправильное, что-то не особо поддающееся контролю. Вполне вероятно, что творилась охота, и Мирону в ней была отведена роль беспомощной жертвы. Неужто, одним упырем не обошлось?
Мысль эта была уже по-настоящему пугающей. От нее у Мирона волосы на загривке встали дыбом. А может не от мысли, а от острого чувства неминуемой опасности? Опасность приближается, кружит в тумане, с каждым витком сжимая круг. А у него, как назло, нет при себе ни Милочкиной боевой туфли, ни шпаги Харона. У него ничего при себе нет! И Цербер не придет на помощь, потому что присматривает за своей настоящей хозяйкой. Какое ему дело до приблудного Мирона?
А хихиканье, до этого так нервировавшее, так пугавшее, вдруг прекратилось. И это было плохо. Очень плохо. Раньше Мирон мог ориентироваться на этот дурацкий смешок, а теперь потерял даже такой сомнительный ориентир.
Ориентир потерял, зато нашел оружие, наскочил на него в тумане, едва не свалившись с ног. Оружие было похоже на длинную палку. Собственно, это и была длинная палка, сантиметра четыре в диаметре и полтора метра в длину. Так себе оружие, но какое есть.