Экипаж въехал в тесный переулок. Стук копыт задрожал в кривых стенах. Лавр Петрович заглядывал в ползущие мимо окна. Везде отражалось его злое похмелье и спящий рядом Босятка. Он всё время пытался пристроиться на плече Лавра Петровича, пока тот не двинул его локтем в бок.
В одном из окон занавеска была отодвинута; в полутёмной комнате мылась в тазу старуха. Держа за ручку большой железный чайник, лила себе на голову. Вода бежала по жидким волосам, по отвислой сухой груди. От тела шёл пар. Лавр Петрович встретился с ней взглядом. Старуха улыбнулась ему негнущимся ртом. Лавр Петрович подумал, что он вовсе разучился видеть стыд. И виной тому его жалкое существование.
Из-за угла выплыла кривая вывеска винной лавки.
Лавр Петрович отвернулся. Пора было прийти в себя.
До бараков добрались за полчаса. Лавр Петрович, Босятка и двое ищеек не торопясь спустились на землю.
Подвода с солдатами остановилась рядом.
– Кто главный? – спросил Лавр Петрович.
– Я, ваше благородие, – отозвался коренастый прапорщик Вахрамеев. Был Вахрамеев сед и толст, как и Лавр Петрович.
– Почему я тебя раньше не заметил? – спросил Лавр Петрович.
– А я незаметный, – ответил Вахрамеев.
– Всё тут оцепить, чтоб вошь не проползла, – сказал Лавр Петрович.
– Стройсь, – негромко скомандовал Вахрамеев.
Солдаты стали вылезать из подводы, выстраиваться в шеренгу.
Лавр Петрович поискал глазами Босятку:
– Веди, давай.
Волоча непослушную ногу, Босятка пополз в проход между бараками. Лавр Петрович зашагал рядом. Темнело, от земли тянуло сыростью. Возле входов в бараки сидели нищие с тяжёлыми от вшей головами.
– Я как увидал, сразу понял: он, – шепелявил Босятка. – Весь как на бумажке.
Из кривых окошек слышались пьяные голоса. Лавр Петрович наступил в лужу, чуть не упал.
– Вот же ж… – выругался он.
Ищейки держались сзади. Второй шёл неестественно прямо, придерживая рукой живот.
– И вот чего ему всё неймётся, – шёпотом сказал он первому ищейке. – Солдат-то нагнали. Пущай бы они и арестовывали.
– Сам хочет, – шёпотом ответил первый ищейка. – Чтобы, значит, господину Бошняку нос утереть.
– А вот ежели, к примеру, мы его спымаем, – сказал второй ищейка, – нам тоже дадут?
– Чего ж дадут? – не понял первый.
– Тыщу рублёв.
– Держи карман, не порви кафтан, – усмехнулся первый.
За стеной пьяный голос фальшиво затянул:
Лавр Петрович с Босяткой остановились на углу. Босятка указал на дальний барак, что стоял у глухого забора. Дверь была открыта. На верёвке, протянутой меж крышами, висел фонарь, огонёк едва теплился за чёрными от копоти стёклами.
– Вон, где дверца, – сказал Босятка. – Там сейчас.
– Ничего не напутал? – поглядел на него Лавр Петрович.
– Вы с опаской к нему… – сказал Босятка. – У него это… Ручища и пистолет заряженный… А целковый когда?
Лавр Петрович покосился недобро:
– Ты, морда, отечество за целковый купить хочешь?!
Босятка поглядел растерянно.
– Как же-с… – пробормотал он. – А обещано было…
– Давай я тебе в уплату… ноздри порву? – предложил Лавр Петрович.
Босятка попятился.
– Ноздри – это много, – сказал. – Это я вам ещё должен останусь.
Босятка уронил костыль и вприпрыжку припустил в сгущающуюся темноту.
Лавр Петрович достал пистолеты, глянул на ищеек:
– Пистолеты у всех готовы? Порох не сырой?
Первый ищейка усмехнулся и вынул свой пистолет из рукавицы. Второй вытянул из-за пазухи старую длинную саблю.
– А пистулина где? – спросил Лавр Петрович.
Второй ищейка хмуро подышал на ржавый клинок.
– Как ты ей махать собрался? – спросил первый ищейка. – В бараке?
– Пуля – она раз, и нет, – сказал второй ищейка. – А сабелькой махай и махай – хоть в бараке, хоть в буераке.
Лавр Петрович покачал головой:
– Пошли.
Грязь чавкала под ногами. За стенами ничего, кроме неба, видно не было.
Дойдя до дверного проёма Лавр Петрович осторожно заглянул в барак. Из темноты в ноздри ударил тяжёлый запах.
– Ну и вонь, – прошептал.
Лавр Петрович толкнул второго ищейку:
– У входа стой. Выскочит на тебя – руби.
– Как? – прошептал второй ищейка, блеснув в темноте глазами.
– Пополам.
Лавр Петрович, кивнул первому:
– Пошли.
Второй ищейка взял саблю в обе руки.
Лавр Петрович и первый ищейка вошли в барак.
Из-за угла высунулась кривая морда Босятки:
– Ну раз так, барин, собирай малину.
Вложив два пальца в рот, Босятка с оттяжкой свистнул. Гул голосов в бараке стих. Второй ищейка с поднятой над головой саблей вертанулся, но никого не увидел. За стеной послышались возня и нарастающий гул, будто просыпался гигантский потревоженный улей. В следующую минуту из проёма, крича, выскочила толстая голая баба с распущенными волосами. Она сшибла второго ищейку с ног, и он откатился в грязь. Сабля со звоном улетела в темноту. Следом за бабой вывалилась толпа мужиков с фонарями, палками и тряпьём. Из бараков попёр народ. Нищие рванули по улице, опрокинули солдат.
– Всем ста-а-ять! – крикнул было прапорщик Вахрамеев, но голос его оборвался и упал вместе с ним ниже земли.
Голые серые зады, спины, руки мелькали во тьме.
Толпа исчезла.