День сегодня собирался быть не из лёгких.
Первым для доклада был вызван следственный пристав Лавр Петрович Переходов.
– Наслышан о добросердечии вашем, – строго сказал Бенкендорф.
– Так и есть, ваше превосходительство, – сказал Лавр Петрович. – Размяк.
– А Смолянинов, истопник, что ж?
– Ловим-с.
– Как же вы его ловите?
– Я солдатиков на «Чехонь» к Ушакову за городом подсадил. И егерей для страховки по берегу пустил. Истопник на «Чехонь» явится. Они его и возьмут.
– С чего же ты решил, что Смолянинов на «Чехонь» к Ушакову вернётся? – спросил Бенкендорф.
– Ему идти больше не к кому, – ответил Лавр Петрович.
Фельдъегерь Блинков долго рассказывал Бенкендорфу про лошадей, про то что голландские рессоры супротив наших дорог – дрянь. Старался расправить складки на своём маленьком, спрятанном от мира лице.
– И ещё донести должен, – сказал наконец. – Мы видели её, но приказа к задержанию от господина Бошняка не последовало.
– Госпожу Собаньскую? – спросил Бенкендорф.
Блинков кивнул.
Бенкендорф присел на край стола, посмотрел заинтересованно:
– О чём же господин Бошняк говорил с ней?
– Он с ней не говорил, – ответил Блинков. – Полночи лошадей гнал, а когда вдали карета её появилась, так остановиться велел.
– И всё?
– Да-с.
– Зачем же он лошадей гнал? – спросил Бенкендорф.
– Кто ж его разберёт? – ответил Блинков.
– И где вы её настигли?
– Там поле перепаханное было. А посреди – дорога, – сказал Блинков. – Длинная такая дорога. А в начале её крест. А на кресте – Иисус. Лицо у него такое недовольное было.
– Отчего же недовольное? – спросил Бенкендорф.
Блинков зашевелил пальцами, будто ловил в воздухе подходящие слова:
– Ну-у-у… Должно, не нравится ему, что столько времени на кресте держат.
– Ты, видно, впервые доносишь, братец? – спросил Бенкендорф.
– Так точно-с, ваше превосходительство.
– Ну и как тебе?
Блинков пожал плечами:
– Привыкну…
– Ступай, – сказал Бенкендорф. – И до времени молчи.
Блинков с охотой кивнул.
Бенкендорф подошёл к окну. Свет заставил его опустить веки.
В кабинете напротив стола сидели граф Витт и Бошняк.
Часы пробили пять. Бенкендорф распорядился принести чай. Он приписывал себе открытие этого нехитрого кабинетного приёма. Когда человек пьёт чай со сладостями от «Палкина», он беззащитен и весь как на ладони.
Граф Витт испачкал кремом верхнюю губу.
Бошняк держал чашку над блюдцем и сладости не ел. Бенкендорф не чувствовал его интереса к разговору. Пушкин, Ушаков, Смолянинов, положение в провинции… Казалось, что Бошняк не понимает, что сейчас решается его судьба.
Ещё во время следствия комиссию смутили некоторые высказывания Бошняка по устройству мятежа. Они были не только здравы, но и могли нанести непоправимый урон империи. Бошняк с одинаковым рвением способствовал мятежу и доносил на него. Он не интриговал, не следовал собственной выгоде, не искал чинов и наград, да ещё ухитрился почти умереть и воскреснуть, что в его положении, конечно же, выглядело лишь скверным анекдотом.
Бенкендорф поручил графу Витту разобраться в мотивах его поступков.
Донос на мятежников и ходатайство за Фабера, оправдание Пушкина и убийство Донникова, о котором здесь не было сказано ни единого слова. Роман с госпожой Собаньской и участие в следствии, которое изобличило её. Витт не нашёл ответов, но обнаружил нечто иное, что делало Бошняка опасным для всех и требовало немедленного его устранения.
– Как вы полагаете, господа, – начал Бенкендорф главный разговор этого вечера, – император Александр Павлович был отравлен или умер своей смертью?
Витт стёр с губы крем.
Бошняк аккуратно поставил чашку на блюдце.
Бенкендорф повернулся, сложил руки на груди. Перед ним ещё кружили радужные зайчики.
– Что скажете, Александр Карлович?
Свет из окна не позволял разглядеть лицо Бенкендорфа.
– Я не знаю, ваше превосходительство, – ответил Бошняк.
Граф Витт покашлял в кулак.
– Во время ареста, – начал он, – у полковника Пестеля был изъят пузырёк с опасным ядом, добытым из растения аконит. Такой же пузырёк найден мной в вашем херсонском имении. Вы ботаник, Александр Карлович, и легко могли добыть яд из растения. – Витт выдержал надлежащую паузу. – Вы спасли жизнь государю нашему Николаю Павловичу… Но вы же подозреваетесь в заговоре с целью отравления императора Александра Первого.
За окном ударили колокола. Над Третьим отделением испуганно закружили голуби.
– Может быть, граф Витт пристрастен и оговаривает вас? – поинтересовался Бенкендорф.
– Полагаю, граф говорит правду, – обвинение, казалось, совсем не удивило Бошняка. – Я действительно могу добывать яды из растений. И в моём имении был аконит. Но, ваше превосходительство, мы начали разговор с неточного вопроса.
– Каков же должен быть вопрос? – с несвойственным ему терпением спросил Бенкендорф.
– Кто действительно пытался отравить императора Александра? – начал Бошняк. – Судя по всему, был ещё один заговорщик, имя которого знал лишь полковник Пестель.
Бенкендорф и Витт переглянулись.
– Что же вам про него известно? – спросил Витт.