Церемонии

Незадолго до рассвета вдоль границ участка неуверенными шагами слоняется высокий мужчина с окровавленной после какого-то недавнего ранения головой. На его плечо небрежно закинуто коченеющее тело обнаженной женщины, ее черные волосы достают почти до земли. Наконец мужчина направляется к линии сосен на дальнем берегу ручья, широкими шагами спускается по склону и без колебаний входит в мелкую воду, распугивая лягушек. Он начинает переходить ручей, будто идет по сухой земле.

Миновав середину, он внезапно замирает и какое-то время стоит неподвижно, не обращая внимания на ледяную воду, которая заливает ему ботинки. Наконец, простояв посреди ручья почти минуту, мужчина разворачивается и возвращается обратно на берег. Теперь он направляется к коптильне на краю леса.

Не беспокоясь об осах, рывком распахивает осевшую деревянную дверь и вступает со своим грузом в темноту. Внутри, схватив труп за ноги, мужчина неуклюже тычет ими в круглую дыру в потолке коптильни, как будто надеется спрятать женщину в небольшом пространстве под крышей.

Дыра оказывается слишком узкой, внутрь пролезает только одна нога. Придавленная деревом бледная плоть собирается складками. Мужчина опускает труп, потом делает вторую попытку, как будто надеется силой затолкать его в дыру, – но прежде, чем дыра снова оказывается заткнутой, из нее вылетает отряд ос, обозленных грубым вторжением. Крошечными истребителями насекомые начинают кружить вокруг головы незваного гостя. Осы, как и пчелы, целят в глаза. Но, в отличие от пчел, они могут ужалить много раз и не погибнуть. Раз за разом осы налетают на неповоротливое существо, один за другим наносят смертоносные удары.

Но каким бы сильным ни был яд, он не может повредить тому, что уже мертво. Существо в коптильне не чувствует боли ни от осиных уколов, ни от раны на затылке. Не обращая внимания на насекомых и пронзающие кожу отравленные иглы, оно в последний раз толкает труп. Тот застревает в дыре и повисает вниз головой как туша животного, вроде тех, что хранились здесь прежде.

Приближается восход. Существо направляется к автомобилю. У него есть еще одно дело.

* * *

Фрайерс пошевелился, проснулся от звука двигателя и успел заметить, как мимо флигеля к дороге проехал широкий темный силуэт фермерского автомобиля. Джереми сумел разглядеть Порота за рулем. Без очков ему показалось, что на голове фермера красуется красная ермолка.

Фрайерс заметил, что постель Рози пустует. Через несколько секунд старик вошел в комнату, с улыбкой потирая руки.

– Пришлось подчиниться зову природы, – подмигнул он.

– Куда это Сарр собрался? Это же он был в машине.

Рози пожал плечами.

– Вот уж не знаю! Сказал, что ему нужно успеть на какую-то встречу.

* * *

Луна уже клонится к закату, когда у основания поросшего травой холма рядом с небольшим каменным мостом останавливается автомобиль.

Изнутри выбирается высокое, неуклюжее существо и, не обращая внимания на длинные тени, вразвалку направляется вверх по склону к дому; оно идет прямо через клумбы, как будто не видит их. Колючки рвут на нем одежду, но существо не замедляет шаг. Врезавшись в ульи на лужайке, оно опрокидывает один из них на землю. Изнутри появляется рой разозленных насекомых и бросается ему в лицо и в глаза. Существо не останавливается, даже чтобы отмахнуться, и продолжает путь по холму к дому.

Наконец оно поворачивает изуродованное лицо к двери. Сжав громадную руку в кулак, трижды стучит. В предрассветной тишине разносится гулкое эхо.

– Мама, – хрипло зовет существо. – Мама…

Тридцать первое июля

Сейчас десять утра. Проснулся, чувствуя слабость и головокружение. В стакане с водой плавает мертвый паук. Рози уже проснулся и жизнерадостно порхает по комнате, напевая под нос какую-то немелодичную песенку. Он объявил, что приготовит нам с Кэрол завтрак и что сегодня воскресенье (я об этом совершенно забыл), и Пороты уже уехали на службу…

Но Пороты этим утром на службу не пришли, что вызвало множество замечаний.

– Это совсем на него не похоже, – сказал Амос Райд, дожидаясь начала молитв. – Чтобы брат Сарр не пришел, в такое-то время… – И он покачал головой, то ли осуждающе, то ли разочарованно.

Не было и Иорама Стуртеванта с семьей. Они – все пять человек – остались дома. Но у них, по крайней мере, было законное оправдание: у Лотти Стуртевант этим утром начались схватки.

Лизы Вердок тоже не было, но в каком-то смысле ее присутствие ощущали все. Служба проводилась на ее ферме, прямо у нее под окном. Все молились за упокой ее души. Лиза Вердок умерла этой ночью.

Она тихо угасла после полуночи, так и не придя в себя, на глазах у горюющих мужа и дочери. В знак уважения, которое испытывала к ней община, службу этим утром торопливо переместили с фермы Фредерика и Хильдегарды Троэтов через дорогу, на двор к Вердокам, и Иаков ван Миер как раз собирался начать молитву.

– На его жену, – продолжал Амос, – я бы не стал особенно полагаться. Но чтобы Сарр опоздал, когда мы поминаем его бедную тетю… это уж очень странно. – Он огляделся. – И куда подевалась его мамаша?