— Я согласен с тем, что среди атеистов были, есть и будут нравственные люди. Но я как христианин абсолютно убежден, что никакого положительного обоснования нравственности в атеистическом мировоззрении быть не может. То есть нравственная система атеиста может иметь только договорный характер. Дескать, мы понимаем, что если будем жить в ситуации «войны всех со всеми», мы друг друга перестреляем. Поэтому мы договариваемся и вырабатываем какие-то нормы поведения. Но мы же и являемся их источником. И никакого обоснования, кроме «это нравственно, потому что мы так договорились», дать не можем.
Религиозная же концепция говорит: нравитесь вы мне или нет, я не могу вас убить не только потому, что вы тоже можете меня убить, а еще и потому, что вы для меня — образ Божий. То есть у нас есть источник нравственности. И еще, что важно, источник прав. Ведь современная концепция прав человека тоже конвенциональная история. Это снова к вопросу о том, что Церковь предлагает обогатить взгляд на человека и на его права.
Однако официальный церковный документ не предлагает мне спорить с атеистами. Наоборот, в нем как бы говорится: и у вас, и у нас есть представления о нравственности. И эти представления мы не можем игнорировать, когда говорим о правах человека. Где-то, безусловно, есть точки напряжения, кто-то может сказать: «В моем представлении о нравственности гомосексуализм — это не плохо». И все-таки именно нравственное измерение в дискурсе о свободе является возможным полем для разговора. Хотя и не бесконфликтным.
— Нет. Вспомните про две свободы. Какая же тут попытка кого-то ограничить, если вместо одной Церковь человеку предлагает две? А потом, христианство в принципе не может пытаться закабалить человека. Почему? Достаточно посмотреть на всю ту же историю грехопадения. Бог не остановил Адама и Еву, то есть дал им реализовать свою свободу выбора. И Церковь не может ставить себя выше Бога, то есть тем более не станет пытаться ни у кого отнять свободу.
Вообще, отношения Церкви к проблеме свободы можно продемонстрировать такой аналогией. На пачке сигарет крупными буквами написано «Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья». Казалось бы, курящий человек реализует свою свободу, свое право. Но такая реализация практически неизбежно ведет как к потере здоровья, так и к потере свободы: человек становится зависим от привычки. Церковь — тот «минздрав», который ни в коей мере не отрицает самой ценности свободы выбора, но предупреждает: свободный выбор в пользу зла и греха неизбежно приведет к потере свободы.
Григорий Богослов уподобил грешника псу, лижущему пилу и пьянеющему от вкуса собственной крови. Поэтому Церковь говорит: «Остановись, не нужно саморазрушаться».
— Очень важный вопрос, и Церковь в «Основах учения…» дает ответ. Когда человек не соотносит свободу выбора с нравственным ориентиром, он все равно в итоге свободу теряет. К этому неизменно ведет реализация свободы выбора в пользу зла: «Не хочу быть хорошим, хочу быть плохим!» Будь, но в итоге станешь несвободным.
Церковь в «Основах учения…» говорит, что свобода выбора, безусловно, есть ценность, но она не есть единственная и главная ценность. И дискурс о правах человека не должен вытеснять все остальные дискурсы. Ведь сегодня получается, что если мои права нарушают, то все остальное побоку. Не важно, ни кто я, ни что происходит вокруг меня. Главное — права! И против этого протестует не только Церковь, но и сама логика жизни, где есть и другие ценности.
— Например, существует такое понятия, как святыня. И святыня может быть выше реализации прав личности. Простой пример: есть право человека на самореализацию, но если человек, самореализуясь, перед Домом правительства сожжет флаг Российской Федерации, он попадет под уголовную ответственность. Одно из возможных наказаний — лишение свободы на срок до года. Идет ли здесь речь о нарушении прав человека? Логично, что нет. Потому что есть то, что является символом — святыней — для государства. У Церкви тоже есть святыни (точнее,