Церковная старина в современной России

Однако патриарх Алексий (Ридигер), посетивший монастырь 30 ав­густа 2002 г., еще призывал епархию и музей к сотрудничеству, подчерк­нув необходимость совместного использования памятника. Не успел он уехать, как случилась беда. К этому времени монастырю уже была передана территория Нового города, на которой находилась старинная деревянная церковь Преображения из села Спас-Вежи 1713 г. В 1956 г. она была спасена от вод Горьковского водохранилища и перенесена на территорию обители. 4 сентября вечером церковь сгорела. Звонок на пульте пожарной охраны раздался в 18 часов 16 минут, однако спасти храм не удалось. Костер размером 13 на 15 метров, поднимавшийся на высоту 12-этажного дома, заставлял плавиться кровельное железо. Пожарные машины пришлось убрать с территории двора. К 2006 г. обгоревшие деревянные покрытия стен все ещё не были восстановлены монастырской братией.

«По факту» было возбуждено уголовное дело, которое ни к чему не привело. Но в процессе расследования выяснилось, что, получив Новый двор, братия всячески препятствовала противопожарным обходам, совершаемым сотрудниками музея, который просто лишился воз­можности доступа к церкви. Сразу же легкие конструкции решетчатых дверей между Старым и Новым городом были заменены глухими металлическими воротами, а предписание органов охраны памятников от 26 августа 2002 г. согласовать эту замену со специалистами не было выполнено. Эти ворота, запертые монашествующими, и стали в первый момент пожара главным препятствием к его тушению. Братия до­статочно поздно сообщила о трагедии, пытаясь ликвидировать огонь самостоятельно. Основной версией пожара стало неосторожное обращение с огнем. Пожар возник на крыльце церкви, где «по обычаю» курили монастырские трудники и находившиеся здесь на воспитании «трудные» подростки, которые уже на следующий день исчезли из монастыря. Монашеская среда, пропитанная «теориями заговора» тут же заподозрила в пожаре провокацию против Церкви и всерьез обсуждала возможность поджога извне с помощью системы зеркал и увеличительных стекл.

В 2003 г. начались страдания Тихвинской иконы Божией Матери (XVI в.), одного из первых списков чудотворного образа. С 1996 г. он находился в экспозиции в ризнице, располагавшейся в южной галерее Троицкого собора. 8 января 2003 г. комиссия музея согласилась пойти навстречу общине и передать образ в Троицкий собор при условии создания специального кивота. 5 мая губернатор подписал распоряжение № 722-р о создании комиссии по проекту договора о совместном использовании иконы и проведению необходимого комплекса работ, предшествующих ее перемещению в богослужебное пространство. По первоначальной договоренности, архиерей должен был найти спонсоров для создания этой недешевой конструкции, а музей обязался взять на себя организационные хлопоты. В результате архиепископ обвинил музейщиков в «вымогательстве», утверждая в прессе, что цена работ существенно завышена, и отказался от сотрудничества. Музею пришлось обратиться к местному депутату, профинансировавшему изготовление дубового кивота, материал для которого был специально привезен из Сочи. Кивот был герметичен, но не имел системы поддержания температурно-влажностного режима. Сам архиепископ на установку кивота и перенесение в него иконы не приехал, поручив представлять свои интересы и. о. наместника иеромонаху Ферапонту.

В соответствии с договором, все работы, так или иначе связанные с иконой, в том числе и вскрытие кивота, должны были проводиться по согласованию с музейщиками. Однако ночью накануне празднова­ния Тихвинской иконы братия самостоятельно вскрыла кивот для на­несения позолоты на современную резьбу, окружавшую образ. Харак­терен следующий эпизод, имевший место на расширенной музейной комиссии, обсуждавшей происшедшее. Недоумение специалистов вызвали и сам факт нарушения соглашения, и таинственность ночных действий. Владыка раздраженно бросил: «Что вы беспокоитесь за свою икону? Да не вынимали мы ее», продемонстрировав тем самым полное непонимание смысла мероприятий по сохранению святыни. Он официально признал, что золочение производилось в присутствии лика, так и не вынутого из кивота. Зная систему отношений в Костромской епархии, трудно допустить, что правящий архиерей не был в курсе происходящего.