Церковные историки IV-V веков

Яков, по прозвищу Мудрый, некогда прославившийся как епископ персидского города Низибены[385], был из числа пострадавших при Максимине Гонителе[386], а также тех, кто на Никейском соборе выступил против Ариева учения как ереси[387]. То, что блаженный Иероним, упоминая Якова как мужа великих достоинств и доблести в «Хрониконе», не включает его в свой каталог, легко объясняется тем, что он не знал сирийского языка, ведь на включенных им в каталог сирийских авторов он ссылается как на переведенных на греческий и им самим прочитанных. Сочинения же Якова, к тому времени ни на один язык еще не переведенные, оставались, таким образом, для него недоступны. Сочинения следующие: «О вере», «Против всех ересей», «О всеобщем воздаянии», «О посте», «О молитве», «О любви к ближнему», «О воскрешении», «О жизни после смерти», «О смирении», «О терпении», «О раскаянии», «О наказании», «О девственности», «О душе», «Об обрезании», «О благословении Господнем», что сравнивается с виноградной кистью в Книге пророка Исайи (Ис. 65:8), «О Христе, Сыне Господа, единосущном Отцу», «О целомудрии», «Против язычников», «К празднику кущей», «О государстве персов», «О гонениях». Написан был им и «Хроникон», который отличало менее всего любопытство к делам греков, но более первоначальная убежденность в том, что, будучи составлен на высоком авторитете Священного Писания, заставит он замолчать тех, кто, строя всякого рода самонадеянные догадки, размышляет попусту то о приходе Антихриста, то о Господе нашем. Умер он в правление Констанция, и по указанию отца последнего, императора Константина[388], и в согласии с его вероисповеданием, похоронен у стен Нисибы, для охранения и блага города, должно быть. Несколько лет спустя, однако, проезжавший через Нисибену Юлиан приказал убрать из города святые мощи, то ли из ненависти к славе погребенного, то ли к христианской вере Константина, род которого, по той же причине, он тогда преследовал[389]. Император Иовиан, преемник Юлиана, предоставил этот город в распоряжение варварам, персам[390], власти которых Нисибена со всей своей округой подчиняется и по сей день.

ГЛАВА II

Юлий, епископ Римский[391], автор послания к некоему Дионисию «О воплощении Господнем», направленного против тех, кто находил природу воплощения Христа двойственной. Письмо и поныне остается в силе, ведь утверждением этим питаются две ереси — Евтихиева[392] и Тимофеева[393].

ГЛАВА III

Павлин, пресвитер[394], ученик блаженного Ефрема диакона[395], острого ума человек, и в Писании был весьма научен, и как богослов успел уже прославиться при жизни своего учителя, и не в последнюю очередь благодаря своей способности без всякой на то подготовки составить проповедь. После смерти своего наставника, бывшего для него единственным авторитетом, и все более отдаляясь от церкви, написал он многое противное вере. Ведь завещал ему на смертном ложе блаженный Ефрем: «Смотри, Павлин, не предавай себя в руки размышлений своих, но умаляй их. И сочтешь когда, что различил ты Господа, доверься вере, не разуму», предвидя как бы, что своими учеными занятиями и разговорами начнет тот рано или поздно домогаться чего-то необычного и в представлениях своих дойдет до ереси. Потому-то и называли часто Павлина «новым Вардесаном»[396].

ГЛАВА IV

Вителлий Афр[397], защищая донатову схизму[398], написал труд «О том, кто ненавистен рабам божьим», в котором представил бы он весьма достойное учение, если бы нас[399] не упоминал постоянно под именем гонителей. Писал он как против язычников, так и против нас, как якобы отступивших от Писания во времена гонений. Разобрал он и многое относительно устроения Церкви. Известен стал при Константе, сыне императора Константина.

ГЛАВА V

Макробий, пресвитер[400], донатист. Как узнаем мы из сочинения Оптата[401], тайно был и епископом донатистов в Риме. Будучи еще пресвитером православной Церкви, написал он книгу, обращаясь ко всем верующим, особенно же к целомудренным девам, и несмотря на то, что рассматривались в ней вопросы преимущественно этического толка, призывал он в ней к соблюдению нравственной чистоты и целомудрия, тесно увязывая это с донатовым учением. Среди наших он стал известен первоначально в Африке, а позже и среди своих — донатистов или монтанитов[402], в Риме.

ГЛАВА VI

Гелиодор, пресвитер[403], автор книги «О начале природы»: доказывает он в ней единое первоначало всего и невозможность чего-либо, что в нем бы сосуществовало Богу. Бог — не виновник зла, но творец всего Благого, так что и материя сотворена была Богом, а во зло обращена лишь по появлении зла; не должно полагать, что что-либо материальное сотворено было некогда без Божьего промысла, однако помимо Бога предстает (потом) и другое сотворяющее начало, которое-то, предвидя гибель материального, и предвещает страдание.

ГЛАВА VII