Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

Впрочем, здесь необходимо принять во внимание одно важное обстоятельство. Церковные правила требуют, чтобы личность обвинителя, обличающего епископа, была исследована. Об этом говорит 21 правило IV Вселенского Собора: «От клириков, или мирян, доносящих на епископов, или на клириков, не принимать доноса просто и без исследования: но предварительно исследовать общественное о них мнение»[164]. Поэтому произошедшее в 1055 г. позволяет заключить, что Дудик в Киеве не вызвал подозрения. В нем не увидели ни еретика, ни человека с дурной репутацией, что соответствовало тем требованиям, какие предъявлялись церковными канонами к обвинителям. Во всяком случае, решение о вызове епископа Луки в Киев, согласно 74 Апостольскому правилу, могло быть принято не ранее, чем личность Дудика была исследована и признана «достойной». То есть прежде чем к епископу Луке могли предъявить претензии, надлежало провести дознание о самом Дудике. А это приводит к еще одному выводу: жалоба на епископа могла быть доставлена в Киев сразу по вступления Изяслава на престол и прибытия нового митрополита Ефрема, о времени прибытия которого на Русь летописи умалчивают.

Новгородское летописание сосредоточило свое внимание на личности Дудика, который, вероятно, был главным исполнителем затеянной против епископа Луки интриги. Однако церковные правила однозначно определяют, что для обвинения епископа или клирика свидетельства одного недостаточно[165]. Поэтому появление в Никоновской летописи еще двух «злых другов» Дудика – Козмы и Демьяна[166] видится вполне естественным. Правда, в случае этих летописных персонажей в научной литературе возникают определенные трудности.

В исследовательской литературе присутствует оправданное недоверие как к именам, так и к личностям «друзей» Дудика. Для таких сомнений достаточно оснований. Достаточно отметить, что «отчетливое» присутствие Козмы и Дамиана прослеживается только в позднем русском летописании, – в Никоновской летописи. Отмеченное существенно снижает степень доверия к доводимой информации. В результате в кругу исследователей было высказано несколько заслуживающих внимания версий. Так, по мнению А. А. Шахматова, имена «злых советников» могли быть почерпнуты из неверно прочитанных новгородских источников. По мнению историка древнерусской литературы, скорее всего, в день памяти святых целителей состоялось оглашение приговора в отношении Луки[167]. С такою же осторожностью к этим образам отнеслись Д. С. Лихачев, а в наши дни А. А. Гиппиус, объяснявшие появление парных имен с храмом Косьмы и Дамиана. Правда, в то время как Д. С. Лихачев предположил, что с приходом этого храма могло быть связано выдвижение в адрес архипастыря обвинений[168], А. А. Гиппиус, основываясь на одном из Софийских графити (Новгород), высказал иную, наиболее взвешенную на сегодняшний день версию произошедшего. Он допустил, что появление названных имен обусловлено обстоятельствами деятельности одного из участников и свидетелей суда над новгородским архиереем, Николы. Судя по оставленной им записи, он не только присутствовал на суде, но и представлял интересы своего князя и церкви Косьмы и Дамиана[169]. Можно констатировать, что присутствующая вокруг «злых советников» ситуация сильно разнится с «положением» Дудика, чья личность в целом подтверждается целым комплексом источников, на что обоснованно обратили внимание А. В. Назаренко и А. А. Гиппиус[170]. Тем не менее все перечисленное не снимает вопроса процессуального свойства, объясняемого каноническими нормами, предписывающими обязательное присутствие на суде двух или трех обвинителей: кто помимо Дудика свидетельствовал против епископа Луки Жидяты?