Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

Было в городе великое бездождие, так что высыхала земля, и сады, и нивы, и весь земной плод, чего никогда не бывало, и все горевали и молились Богу. И сам епископ, блаженный Игнатий, с честным клиросом и с богобоязненными игуменами, и священниками, и дьяконами, и монахами, и со всем городом, с мужчинами и женщинами, и со всеми молодыми людьми, – все жители города вместе ходили вокруг с честным крестом, и с иконой Господней, и с честными мощами святых и просили Бога с великим умилением и со слезами помиловать людей своих, и послать милость свою на землю, и отвратить гнев свой: Пусти, Господи, дождь, одожди лицо земли, молимся тебе, святой. И когда они кончили отпуст, и освятили воду крестом и мощами святых, каждый ушел восвояси. И не было дождя на земле, и были все в великой печали. Все же это было по Божьему промыслу. И поскольку Бог хотел прославить блаженного Авраамия, он вложил в сердце некоему священнику мысль о нем, так что тот, отправившись к христолюбивому епископу Игнатию, напомнил ему о блаженном Авраамии, говоря так: Мы все молились, но Бог не услышал нас. Какая такая вина блаженного Авраамия, что он лишен возможности служить божественную литургию? Не из-за этого ли ниспослана от Бога казнь сия?

Тогда блаженный Игнатий быстро послал за блаженным Авраамием и, призвав его и испытав, выяснил, что все обвинения против него были ложью и клеветой из-за зависти и злобы дьявола, и он простил его, говоря: Благослови меня, честной отец, я сделал это тебе по неведению, и благослови весь город, и прости послушавших лживых клеветников и обвинителей. И благословил его, чтобы он снова совершал пречистую и честную литургию: И моли Бога о городе и о всех людях, чтобы Господь помиловал их и послал свой обильный дождь на землю. И сказал блаженный епископу: Кто такой я, грешный, что ты повелеваешь мне сделать то, что свыше моих сил? Но сказал: Да будет над всеми нами воля Божья! А ты, о честной святитель, сначала помолись о нас, о своем порученном Богом тебе избранном святом стаде словесных овец. После чего блаженный вышел, и молился Богу, и говорил: Услышь, Боже, и спаси нас, владыка-Вседержитель, молитвами твоего святителя, и всех твоих священников, и всех твоих людей. И отврати гнев свой от рабов твоих, и помилуй этот город и всех твоих людей, и прими милостиво воздыхания всех молящих тебя со слезам, и пусти, и пошли дождь, напои лицо земли, возвесели людей и скотов. Господи, услышь и помилуй! – и не успел еще преподобный дойти до своей кельи, как Бог уже послал на землю дождь, так что все славили Бога и говорили: «Слава тебе, Господи, что скоро услышал своего раба!» И была в городе большая радость. И с тех пор стали люди приходить в город, и говорили все, что «Бог помиловал, избавил нас от всех бед твоими, отец, молитвами». И с тех пор еще более прославился он по Христовой благодати <…>[322].

Суд над Авраамием Смоленским многократно привлекал внимание исследователей, а посвященная ему историография отмечена множеством замечательных имен. Столь пристальное внимание историков, филологов и религиоведов к этому сюжету в древнерусской литературе объясняется не только несомненными литературными достоинствами составленного в память об Авраамии Жития, но и исключительной ценностью описанных в нем реалий из жизни Древнего Смоленска, на что особо обращал внимание Рикардо Пиккио[323]. Суть конфликта, разразившегося вокруг имени преподобного Авраамия, хорошо изложена в самом Житии и, в целом, предельно аккуратно изучена в исследовательской литературе. С одной стороны, конфликт был порожден непростой политической ситуацией в городе[324], с другой стороны – в полной мере отражал всю сложность внутрицерковной жизни со свойственными ей эсхатологическими переживаниями[325], аскетическими идеалами[326], противоречиями в области догматических и канонических представлений, ростом численности храмов и клириков[327]. Судя по всему, споры переросли в непростой межличностный конфликт, в который было втянуто духовенство и монашество Смоленска, что придало истории особую остроту и драматизм[328]. О крайнем раздражении разразившимся конфликтом, переросшим в церковный суд с участием епископа, игуменов и князя, можно судить по знаменитому смоленскому графити о «врагах игуменах», привлекшем внимание Б. А. Рыбакова и Н. Н. Воронина[329]. Примечательно, что оно пересекается с еще одним процарапанным на штукатурке аллегорическим рисунком воинов, подписанных именами «блуд» и «безумие». Б. А. Рыбаков и Н. Н. Воронин не усмотрели связи этого рисунка с графити об игуменах.

Однако М. Б. Чернышев иначе оценил найденное. Он интерпретировал рисунок как пиктограмму из гомилии, приписанной древнерусскими книжниками святителю Иоанну Златоусту[330]. Правда, все исследователи были едины в оценке конфликта: автор графити, хоть и осуждал «игуменов», однако неодобрительно оценивал и действия самого Авраамия, увлеченного спором с местным духовенством.