Цезарь, или По воле судьбы

Но в секстилии события в Иллирии и Африке стали принимать другой оборот. Средний брат Марка Антония, Гай, высадился с пятнадцатью когортами на остров Курикта, в Адриатическом море. Там его неожиданно атаковали флотоводцы Помпея – Марк Октавий и Луций Либон. Несмотря на храбрость своих солдат, Гай Антоний понял, что попал в западню, и обратился за помощью к флотоводцу Цезаря Долабелле. Долабелла прибыл к нему, имея сорок тихоходных и плохо вооруженных судов. Их разметали по морю. Флот был потерян. Гая Антония вместе с войском пленили. Воодушевленный успехом Марк Октавий атаковал далматинское побережье. Но Салона закрыла ворота и не впустила его. Он был вынужден возвратиться в Эпир с Гаем Антонием и пятнадцатью когортами пленников. Долабелла бежал.

Марк Антоний, проклиная глупость брата, стал прикидывать, как организовать его спасение. Но основные проклятия сыпались на голову Долабеллы. О чем тот только думал, позволяя топить свои корабли?! Антоний и слышать не хотел, что корабли Помпея были намного лучше лоханок, которыми командовал Долабелла.

Фульвия привыкла к отсутствию Куриона. Жила невесело, но вполне сносно. Ее трое детей от Публия Клодия быстро взрослели. Публию-младшему уже шестнадцать, и в декабре – в праздник Ювенты, богини юности, – его официально признают мужчиной. Клодии четырнадцать, и в голове у нее одни женихи. Младшей Клодилле восемь. Та с удовольствием возилась с маленьким Курионом. Годовалый малыш ходил и начинал лепетать.

Она продолжала общаться с двумя сестрами Клодия – Клодией, вдовой Метелла Целера, и Клодиллой, разведенной вдовой Луция Лукулла. Обе не захотели больше связывать себя узами брака, предпочитая наслаждаться свободой, ибо были богаты и независимы. Но у Фульвии в жизни были другие интересы. Она любила своих детей, ей нравилась замужняя жизнь. А романы ее не влекли.

И лучший друг ее не был женщиной.

– По крайней мере, в анатомическом смысле, – усмехнулась она.

– Не знаю, Фульвия, почему я терплю твои шутки, – сказал Тит Помпоний Аттик, улыбаясь в ответ. – Я счастлив в браке, у меня прелестная маленькая дочурка.

– Ты пытался сделать наследника, вот и все.

– Может быть, ты права. – Он вздохнул. – Эта война всему мешает! Я не могу свободно поехать в Эпир, не могу показать носа в Афинах, набитых надутыми приверженцами Помпея.

– Но ты поддерживаешь с ними хорошие отношения.

– Правильно. Однако, прекрасная госпожа, человеку со средствами разумнее иметь дело с Цезарем. Помпей жаден, он выбивает кредиты из всех, кто его окружает. Откровенно говоря, я считаю, что Цезарь победит. Поэтому одалживать деньги Помпею все равно что швырять их в море. Следовательно – никаких Афин.

– И никаких прелестных греческих мальчиков.

– Я могу обойтись и без них.

– Знаю. Просто мне жаль, что тебе приходится обходиться.

– Им тоже несладко без меня, – сухо сказал Аттик. – Я щедрый любовник.

– Кстати, о любовниках, – сказала она. – Я очень скучаю по Куриону.

– Странно.

– Что странно?

– Мужчины и женщины обычно влюбляются в один и тот же тип. А ты – нет. Публий Клодий и Курион очень разные, как внешне, так и по характеру.

– Аттик, в том-то и весь интерес. После смерти Клодия я чувствовала себя очень одинокой. А Курион всегда был рядом. Раньше я не воспринимала его как мужчину, но потом стала присматриваться. И меня к нему потянуло именно потому, что он совершенно другой. Веснушчатый, добрый. С копной непослушных волос. И без переднего зуба. Большой рыжий ребенок. Мне захотелось родить такого же.

– Внешность производителя не имеет значения, – задумчиво сказал Аттик. – Я пришел к выводу, что матери в своем чреве формируют таких детей, каких захотят.

– Ерунда! – фыркнула Фульвия.

– Нет, не ерунда. Если дети разочаровывают, значит их матерям было все равно, какими они родятся. Когда моя Пилия забеременела, ей вдруг захотелось родить девочку с маленькими ушками. Больше ее ничего не интересовало, только пол и уши. В моей родне у всех большие уши. Но у Аттики ушки маленькие. И она – девочка.

Вот о таких вещах они и болтали. Фульвии это давало возможность сравнить женскую точку зрения на жизненные проблемы с мужской, Аттику – редкий шанс побыть самим собой. У них не было тайн друг от друга, поскольку скрытничать или рисоваться не имело смысла.

Но плавный ход доверительного разговора на этот раз был нарушен. В комнату вошел Марк Антоний, одно появление которого в пределах города было чем-то из ряда вон выходящим. Фульвия побледнела и задрожала.

Он был очень серьезен и как-то рассеян. Не садился, молчал и на Фульвию не смотрел.

Она схватила Аттика за руку:

– Антоний, скажи!

– Курион! – выпалил он. – Фульвия, Курион мертв!

Голову словно набили ватой. Губы Фульвии изумленно раскрылись, взгляд синих глаз стал стеклянным. Она встала, но тут же рухнула на колени – сработал какой-то рефлекс. Хотя она не могла понять, не могла поверить в это.

Антоний и Аттик подняли ее, посадили в кресло, стали растирать онемевшие руки.