Цезарь, или По воле судьбы

Сердце – куда оно так торопится? Скачет вприпрыжку, спотыкается, замирает. Еще не болит. Это придет потом. Нет слов, нет воздуха, нет сил бежать. Опять то же, как с Клодием.

Антоний и Аттик переглянулись.

– Что случилось? – с дрожью в голосе спросил Аттик.

– Юба и Вар заманили Куриона в ловушку. Он поначалу одерживал верх только потому, что ему позволяли. Он мало смыслил в войне. Его армию разбили наголову. Едва ли кто выжил. Курион пал на поле боя, с мечом в руке.

– Это большая потеря.

Антоний повернулся к Фульвии, откинул волосы с гладкого лба, взял за подбородок:

– Фульвия, ты слышишь меня?

– Я не хочу тебя слышать.

– Да, я понимаю, но ты должна.

– Марк, я любила его!

Она его любила. Ну а ты здесь при чем? Что ты здесь делаешь? Ответ был прост. Он не мог не прийти к ней, и померий тут роли не играл. Страшную весть ему и Лепиду принес гонец. Лепид тут же помчался к нему на Марсово поле. Там, на вилле Помпея, Антоний всегда останавливался, по примеру Цезаря, когда находился близ Рима. Он очень тяжело переживал смерть друга. Плакал, вспоминая прежние времена. Ах, Курион, в новом правительстве ты мог стать всем! Но тебя привлекли фасции, увитые лавром! Как это глупо!

Устранен соперник, думал Лепид. Нет, амбиции не ослепляли его, но они им управляли. И смерть Куриона была для него в каком-то смысле подарком. К сожалению, у него не хватило ума скрыть это от Антония. Тот, завидев Лепида, встряхнулся и громогласно поклялся отомстить Аттию Вару и Юбе. Лепид услышал в его тоне больше патетики, чем печали, и решился на откровенность.

– Знаешь, это даже неплохо, – заметил он как бы вскользь.

– Почему же? – спокойно спросил Антоний.

Лепид пожал плечами, сделал презрительную гримасу:

– Куриона купили, поэтому ему нельзя было доверять.

– Твоего брата Павла тоже купили.

– При других обстоятельствах, – сердито заявил Лепид.

– Ты прав, при других. Но Курион многое сделал для Цезаря за его деньги. А Павел проглотил их, даже не поблагодарив, и ничем ему не помог.

– Я пришел к тебе не затевать ссору, Антоний.

– Мы в разных весовых категориях. Я тоже не хочу ссоры, Лепид.

– Я созову сенат и сообщу всем.

– Пожалуйста, но вне померия. И сообщение сделаю я.

– Делай, раз хочешь. А мне, видно, придется сообщить о случившемся Фульвии, этой мегере. – Лепид улыбнулся. – Но я не против. Приобрету опыт. Это мне будет вовсе не тяжело.

Антоний встал:

– Фульвии сообщу я.

– Ты не можешь! Тебе нельзя входить в город!

– Я могу делать все, что мне угодно! – рявкнул Антоний, спуская с цепи льва. – Позволить такой ледышке, как ты, сообщать ей подобную новость? Да я скорее умру! Это великая женщина!

– Но, Антоний, твои полномочия?!

Антоний усмехнулся:

– Какие полномочия, олух? Цезарь облек меня ими, не имея на то никаких прав и лишь надеясь, что когда-нибудь сможет сделать это официально. И пока не будет принят lex curiata, я могу бывать где захочу!

Она всегда ему нравилась, она была последней ниточкой, связывающей его с миром Клодия. Он помнил, как спокойно стояла она возле статуи Гая Мария, когда вокруг нее все бурлило. И, даже будучи беременной, она все равно приходила на Форум, чтобы поддержать мужа. А дома старалась внести толику здравомыслия в его бредовые планы. После смерти Клодия она не просто перенесла свои чувства на Куриона. Она хотела снова жить и любить. Единственная, несравненная! Другой такой в Риме нет! А в ее восхитительном теле нет ни одной блудливой частички. Какая язва этот Лепид! Назвать ее мегерой! А сам женат на сучке из помета Сервилии!

– Марк, я любила его! – повторила Фульвия.

– Да, я знаю. Ему повезло.

Потекли слезы. Фульвия стала раскачиваться из стороны в сторону. Раздираемый жалостью, Аттик прижал ее голову к своей груди. Взгляды его и Антония встретились. Антоний выпустил руку Фульвии и ушел.

За три года дважды вдова. Знатная, сильная внучка Гая Гракха вдруг обессилела, вновь утратив цель в жизни. Чувствовал ли то же самое Гай Гракх в священной роще у подножия Яникула восемьдесят два года назад? Его программы никогда не осуществятся, его сторонники мертвы, враги жаждут его крови. Но они ее не получили. Он сам убил себя. Они были вынуждены довольствоваться тем, что отрубили ему голову и отказали родичам в праве на похороны.

– Помоги мне умереть, Аттик! – стонала она.

– И оставить твоих детей сиротами? Подумай о Клодии и о Курионе! А как же маленький Курион?

– Я хочу умереть, – рыдала она. – Помоги мне!

– Я не могу, Фульвия. Смерть – это конец всему. Ты должна жить ради детей.

Сенат, состоявший только из сторонников Цезаря (или таких осторожных политиков, как Филипп, Луций Пизон и Котта, придерживавшихся нейтралитета), уже не мог противиться его желаниям. А потому Лепид очень уверенно приступил к делу.