Цезарь, или По воле судьбы

– В том-то все и дело. Мы там хорошо потрудились. Но та война кончилась. Прошло почти два года. А где же триумф? Когда мы будем участвовать в твоем триумфе? Когда нас распустят с туго набитыми кошельками и в придачу выделят участок хорошей земли?

– Я дал вам слово, что все так и будет. Вы сомневаетесь в моем слове?

Карфулен глубоко вдохнул. Он говорил сердито, но держался настороже и был не совсем в себе уверен.

– Да, сомневаемся, командир.

– По каким же причинам?

– Мы думаем, что ты хочешь обвести нас вокруг пальца. Мы думаем, что ты пытаешься увильнуть от выдачи нашей доли. Что ты собираешься отправить нас на другой край света, чтобы там и оставить. Эта гражданская война – фарс. Мы не верим, что это настоящая война.

Цезарь вытянул ноги и с равнодушным видом оглядел ступни. Потом поднял голову и в упор посмотрел на Карфулена, тут же съежившегося под его взглядом, на Клоатия, явно мучившегося своей странной ролью, и на Апония, явно желавшего очутиться где-нибудь в другом месте, а затем так же медленно, пристально оглядел остальных.

– А как вы поступите, если я скажу, что через несколько дней предстоит марш в Брундизий?

– Очень просто, – сказал Карфулен, вновь обретая уверенность. – Мы никуда не пойдем. Девятый не тронется с места. Мы хотим, чтобы нас распустили. Прямо здесь, в Плаценции, заплатив нам что положено и наделив землей близ Вероны. Но сам я хочу, чтобы мне дали землю в Пицене.

– Благодарю, что уделили мне время, Карфулен, Клоатий, Апоний, Мунаций, Консидий, Апиций, Скаптий, Веттий, Миниций, Пусион, – сказал Цезарь, демонстрируя свою феноменальную память. Он не встал с кресла, а лишь кивнул. – Вы свободны.

Требоний и Сульпиций, свидетели этого необычного разговора, стояли, не зная, что сказать, и чувствуя приближение жуткой бури, но даже не пробуя угадать, какую форму она примет. Холодная сдержанность Цезаря в этой ситуации предвещала нечто ужасное. Цезарь бывал сердитым, это правда. Но сейчас к его гневу добавился шок. Такого он не испытывал никогда. Как он с этим справится? Что предпримет?

– Требоний, собери завтра утром девятый. На плацу. И призови туда первые когорты остальных легионов, – сказал ровным тоном Цезарь. – Руф, с этим легионом что-то творится, раз уж два его старших центуриона подпали под влияние человека низшего ранга. Возьми наиболее толковых трибунов и вместе с ними прикинь, кому в девятом можно поручить обязанности pilus prior и primipilus. Клоатий и Апоний дискредитировали себя.

– Гай, – сказал Требоний, – легатам из других легионов тоже надо бы приглядеться к своим парням. Поискать подстрекателей, особенно трущихся возле старших чинов. Необходимо прошерстить всю армию.

На рассвете пять тысяч с лишним солдат девятого легиона были построены на плацу, к ним присоединились первые когорты семи других легионов, то есть еще четыре тысячи двести солдат. Донести свои мысли до каждого из десятитысячной людской массы было для Цезаря совсем нетрудно. Он разработал специальную систему еще в Дальней Испании лет тринадцать назад. Глашатаев расставляли на некотором расстоянии друг от друга в солдатских рядах. Первые глашатаи, стоявшие близко от Цезаря, повторяли за ним его фразы с отставанием всего в три слова. Следующие повторяли то, что услышали, и таким образом сказанное катилось через толпу. Мало какому оратору удалось бы не сбиться в таких обстоятельствах. Громкие повторения усиливались, сливались, не давали сосредоточиться, но Цезарь не испытывал затруднений.

Девятый легион был насторожен, но полон решимости. Цезарь, поднявшись на возвышение, всмотрелся в лица собравшихся и порадовался тому, что его взору доступно каждое из них, даже в задних рядах. Его глаза, слава богам, все еще были зорки. Неожиданно для себя он подумал: а как там со зрением у Помпея? Сулла стал со временем видеть все хуже и хуже и очень переживал из-за этого. Зрение обычно портится уже в среднем возрасте, и пример тому – Цицерон.

Хотя нередко на таких сборах глаза его увлажнялись, сегодня никаких слез не будет. Он стоял, широко расставив ноги, опустив руки, с corona civica на голове. Алый плащ закреплен на плечах красивой серебряной кирасы. Его легаты стояли по обе стороны от него на возвышении, военные трибуны – двумя группами по обе стороны у возвышения.

– Я здесь, чтобы исправить эту позорную ситуацию! – крикнул он высоким, далеко слышным голосом. – Один из моих легионов замыслил мятеж. Представители других легионов могут видеть его сейчас в полном составе. Это – девятый. Говорю для тех, кто стоит далеко.

Никто не проронил ни слова, никто не удивился. Все обо всем уже знали.