Цезарь, или По воле судьбы

От Аримина, который приветствовал его с тем же энтузиазмом, что и год назад, Цезарь, оставив армию, повернул к Риму. Фламиниева дорога текла вверх-вниз по прелестным холмам сквозь небольшие укрепленные городки на их вершинах. Склоны холмов покрывали то пастбища, густо поросшие уже начинающей желтеть травой, то пихтовые, лиственничные и сосновые леса. При разумном использовании их хватит для строительных нужд на много веков. Италийцы бережливы, они большие ценители ландшафтных красот, это у них в природе. Путешествие было целительным, вливало новые силы. Цезарь против обыкновения ехал неспешно, останавливаясь во всех поселениях, здороваясь с местными жителями, расспрашивая, все ли делает для них Рим, и обещая исправить оплошности. Он разговаривал с дуумвирами самых маленьких городков так, словно те были римскими сенаторами. Это ведь и впрямь так, считал он. Рим в некотором смысле искусственное образование, он зависит от них. Высасывая из своих младших братьев все соки, он развивается и растет. Кукушонок в италийском гнезде. Благодаря численности населения Рим имел влияние, которым пользовались его политики. Благодаря численности населения Рим властвовал над всеми.

Это суждение подтвердилось, когда, приближаясь к городу с севера, Цезарь увидел вдали семь римских холмов с каскадами крыш, покрытых оранжевой черепицей, с бликами солнца на позолоченных фронтонах храмов, с высокими кипарисами и раскидистыми соснами, с четкими дугами арочных акведуков, сильным течением синих вод Тибра и буйной зеленью Марсова и Ватиканского полей по обоим его берегам. Прежнее, апрельское, посещение было сущим кошмаром. Тогда он ничего этого не замечал.

Тысячи римлян высыпали ему навстречу, сияя от радости, бросая цветы под копыта коня. Двупалого, конечно! Разве мог он въехать в этот город на каком-то другом скакуне? Все приветствовали его, посылали воздушные поцелуи, протягивали детей, чтобы он им улыбнулся на счастье. А он, в своих лучших доспехах, с corona civica на голове, медленно ехал позади двадцати четырех ликторов, одетых в малиновые туники. Топорики в их фасциях ярко сверкали. Цезарь улыбался, махал горожанам рукой, наконец-то признанный Римом. «Плачь, Помпей, плачь! Плачь, Катон! Плачь, Бибул! И все остальные недруги тоже плачьте! Никому из вас за всю вашу жизнь никогда так не рукоплескали! В сравнении с этим что значит сенат? Что значат восемнадцать старших центурий? Рим – это люди, а люди любят меня. Их больше, чем вас, вы в сравнении с ними – как редкие фонари на фоне звездного неба».

Цезарь въехал в город через Фонтинальские ворота, обогнул Капитолийский холм и двинулся по спуску Банкиров к почерневшим руинам Порциевой базилики, курии Гостилия и контор сената. Он с удовлетворением отметил, что Павел использовал огромную взятку гораздо лучше, чем провел свое консульство. Строительство базилики Эмилия было закончено. А на другой стороне Нижнего форума, где прежде стояли базилики Опимия и Семпрония, строилась его собственная базилика. Базилика Юлия. Она затмит базилику Эмилия, как затмит курия Юлия прежнее здание для заседаний сената. Во всяком случае, судя по проектам, предъявленным ему архитекторами, и по размаху строительных работ. Да, он украсит Государственный дом храмовым мраморным фасадом, который будет виден со стороны Священной дороги.

Прежде всего он заглянул в Регию, небольшое святилище великих понтификов. Вошел один и с удовлетворением отметил, что там царит чистота. Нет паразитов, алтарь с тщанием вымыт, два лавровых деревца зеленеют. Прочитав краткую молитву, он вышел и направился в свою резиденцию – в Государственный дом. Прошел туда через собственный вход и закрыл дверь перед вздыхающей, что зрелище кончилось, но удовлетворенной толпой.

Как диктатор, он имел право носить доспехи в пределах Рима, а его ликторы – топорики в фасциях. Когда их патрон исчез за дверью, эти парни добродушно кивнули толпе и побрели в свою коллегию на углу спуска Урбия, чтобы там отдохнуть и, если выйдет, повеселиться.

Но для Цезаря формальности еще не кончились. В свой апрельский приезд он так и не удосужился побывать в Государственном доме. Как великому понтифику, ему в этот раз было необходимо поприветствовать своих подопечных весталок, которые ждали его в большом храме, общем для обеих половин здания. О, куда ушло время? Встретившая его старшая весталка была почти ребенком, когда он отбывал в Галлию. Его мать Аврелия частенько поругивала ее за обжорство. А теперь Квинтилии двадцать два, и она заняла высокое положение. Не похудела, все такая же пышка, круглолицая, добродушная и практичная. Рядом – Юния, немного моложе и очень привлекательная. А вот и его черный дрозденок, Корнелия Мерула… Как она выросла! Впрочем, чему тут дивиться, ведь ей восемнадцать. Позади всех – три малышки. Естественно, незнакомые. На взрослых весталках парадное облачение. Белые туники и белые покрывала поверх семи обязательных войлочных валиков, на груди – медальон. Булла. На девочках тоже белые туники, но вместо покрывал – венки из цветов.