Цезарь, или По воле судьбы

– Добро пожаловать, Цезарь, – улыбаясь, приветствовала его Квинтилия.

– Как хорошо дома! – сказал он, ощутив желание крепко обнять ее, но понимая, что этого делать нельзя. – Юния и Корнелия, вы тоже выросли!

Они улыбнулись, кивнули.

– А кто же эти малышки?

– Лициния Теренция, дочь Марка Варрона Лукулла.

Да, вся в отца. Длинное лицо, серые глаза, каштановый цвет волос.

– Клавдия, дочь старшего сына Цензора.

Смуглая, симпатичная, сразу видно – из Клавдиев.

– Цецилия Метелла, из Капрариев Метеллов.

Вспыльчивая, горячая и, конечно, гордячка.

– Фабия, Аррунция и Попиллия, их уже нет здесь! – поразился он. – Слишком долго я был в отлучке.

– Но мы поддерживали огонь в очаге Весты, – сказала Квинтилия.

– И поэтому Рим в безопасности. Благодарю.

Улыбаясь, он отпустил их и направился на свою половину мрачного, большого строения. Без Аврелии это будет тяжко.

Так и оказалось. Вскрики, слезы, но как же без слез? Все собрались: Евтих, Кардикса, Бургунд. Такие старые! Сколько кому? Тому семьдесят? Этой восемьдесят? Или наоборот? Впрочем, не важно. Главное, они так рады ему! О, тут и отпрыски Кардиксы с Бургундом! Некоторые уже седые! Но Бургунд никому не позволил снять с Цезаря плащ. И кирасу. И птериги. Цезарь едва отстоял право самому снять с себя перевязь – знак империя.

Наконец он освободился и пошел искать жену. Та не вышла к нему. Ожидание – в ее манере. Терпеливая, как Пенелопа, ткущая саван. Он нашел ее в гостиной Аврелии, где уже ничто не напоминало о прежней хозяйке. Без обуви он подошел к ней тихо, как кошка. Она не услышала. Посиживала себе в кресле с толстым рыжим Феликсом на коленях. Сознавал ли он когда-нибудь, насколько она привлекательная? Кажется, не сознавал. Темные волосы, длинная шея, тонкие скулы, высокая грудь.

– Кальпурния! – выдохнул он.

Она мгновенно обернулась. Глаза огромные, черные.

– Domine, – сказала она.

– Цезарь, не domine.

Он наклонился поцеловать ее. Идеальное приветствие для жены, которая пробыла таковой всего несколько месяцев и потом не видела мужа в течение нескольких лет, – поцелуй страстный, признательный, обещающий большее. Цезарь сел в свободное кресло напротив и, улыбаясь, отвел прядь волос с ее лба. Дремлющий кот открыл один желтый глаз и перевернулся на спину, вытянув вверх все четыре лапы.

– Ты ему нравишься, – удивилась она.

– Я и должен ему нравиться. Я спас его от смерти.

– Ты никогда мне этого не говорил.

– Не говорил? Какой-то бродяга хотел бросить его в Тибр.

– Тогда мы с ним оба благодарим тебя, Цезарь.

Потом, поздно вечером, уткнувшись лицом в ее грудь, он вздохнул и вытянулся на постели.

– Я очень рад, – сказал он, – что Помпей отказался выдать за меня свою дочь, эту бой-бабу. Мне уже пятьдесят один, я староват для рукопашных схваток. Как в личной, так и в политической жизни. А ты мне подходишь.

Может быть, где-то в самых глубинах души что-то ее и кольнуло, но она смогла разглядеть в этом признании и потаенную приязнь, и отсутствие дурных умыслов. Брак в Риме был прежде всего сделкой. Обстоятельства сложились так, что она осталась женой Цезаря, а то ее место могла бы занять сильная и задиристая Помпея Магна. Между сухим сообщением отца, что Цезарь хочет развода, и новостью, что Помпей Цезарю отказал, прошло всего несколько нундин, но для нее они были полны тревоги и опасений. Все, что видел ее отец Луций Кальпурний Пизон, – это огромная сумма отступных, которые Цезарь хотел дать Кальпурнии. Сама Кальпурния видела только другой брак, который ей, несомненно, устроят. Любовь любовью, однако Кальпурния в первую очередь не хотела ничего менять в своей жизни. Куда-то переезжать, расставаться с кошками, приспосабливаться к кому-то. Замкнутый, неспешный стиль жизни в Государственном доме очень ей подходил, ибо допускал и определенную свободу. А визиты Цезаря были сродни сошествию божества. Он хорошо понимал, как доставить ей удовольствие, как сделать приятными интимные отношения. Ее муж был Первым Человеком в Риме.

Публий Сервилий Ватия Исаврийский был человеком тихим, верным, с врожденной склонностью поддерживать сильную власть. Его отец, аристократ из плебейского рода, сохранял верность Сулле и являлся самым преданным сторонником этого сложного, противоречивого властителя до самой его смерти. Но благодаря своему тихому нраву он сумел приспособиться к жизни и без Суллы, не потеряв при этом влияния благодаря своей родовитости и богатству. Вероятно, разглядев в Цезаре второго Суллу, этот достойный человек перед своей кончиной полюбил и его. А сын попросту унаследовал это чувство. Публий Сервилий Ватия Исаврийский был претором в год консульства Аппия Клавдия Цензора и Агенобарба. Он успокоил подозрительность boni, когда привлек к суду одного из легатов своего кумира. Это была не измена, а хитрость: Гай Мессий мало что значил для Цезаря.