Цезарь, или По воле судьбы

Пока Цезарь завоевывал Запад, Помпей Великий прохлаждался в Эпире, влажной, гористой местности, граничившей с Западной Македонией на севере и с Западной Грецией на юге. И как вскоре обнаружилось, местности не очень пригодной для сбора войск и тренировок. Впрочем, штаб его располагался на достаточно плоском участке земли близ Диррахия, процветающего портового городка. Там Помпей и осел, убежденный, что в ближайшее время он Цезаря не увидит. Цезарь сначала попытается нейтрализовать испанскую армию. Это будет титаническая борьба между одной армией ветеранов и другой – но борьба на земле Помпея, в стране Помпея. К тому же у Цезаря всего девять легионов. А ведь ему необходимо выделить из них войска для охраны Италии, Иллирии, Косматой Галлии и наскрести достаточно подразделений, чтобы взять под контроль зерновые провинции. Даже с теми солдатами, которых он перевербовал под Корфинием, ему вряд ли удастся справиться с пятью легионами Афрания и Петрея.

Этот оптимизм не покидал Помпея несколько месяцев и подпитывался восторженными депешами со всего Востока. Никто, от галатийского царя Дейотара и каппадокийского царя Ариобарзана до греческих socii в Азии, не мог даже вообразить, что великий Помпей может проиграть эту войну. Кто такой Цезарь? Как могут сравниться его несколько ничтожных побед над несчастными галлами со славными деяниями Помпея Магна, покорителя Митридата и Тиграна? Он свергал царей, он сажал на их троны других, он прирожденный властелин, повелитель. Все обещали помочь войсками и мало кто – деньгами.

Македония, Эпир, Греция, Эгнатиева дорога, провинция Азия

Помпей прилагал геркулесовы усилия, чтобы оставаться вежливым с Лентулом Крусом, оставившим Цезарю всю государственную казну. Что бы с ним было без двух тысяч талантов, добытых Гаем Кассием в Кампании, Апулии, Калабрии? Но эти деньги быстро разошлись. Диррахий не оставался внакладе. Каждая охапка сена тут обходилась вдесятеро дороже, чем в Риме, не говоря уже о каждом медимне пшеницы, куске бекона, каждой горошине, свинье или курице.

Гай Кассий отправился посмотреть, что скрывается в тайниках храмов, разбросанных по Эпиру, а Помпей созвал всех сенаторов законного правительства Римской республики на совет.

– Кто-нибудь из вас сомневается, что мы победим? – вызывающе спросил он.

Послышался недовольный шепот: никому не понравился его тон. Наконец Лентул Крус издали крикнул:

– Конечно же нет!

– Хорошо! Потому что, почтенные отцы, наша боевая колесница нуждается в смазке.

Гул удивления, неодобрительное ворчание по поводу неуместных метафор на серьезном собрании. Потом раздался голос Марка Марцелла:

– Что ты имеешь в виду, Помпей?

– Я имею в виду, что вам нужно послать своих представителей в Рим за всеми деньгами, какие смогут выделить ваши банкиры, а если этого окажется недостаточно, придется начать продавать земли.

Ужас на лицах. Потом гнев: что за наглость? Наконец слово взял тесть сына Помпея, Луций Скрибоний Либон:

– Я не могу продать мою землю! Тогда я потеряю сенаторский ценз!

– В настоящий момент, Либон, – процедил сквозь зубы Помпей, – твой сенаторский ценз не стоит и цыплячьего пука! Смиритесь! Пошуруйте пальцами в своих набитых финансами глотках и выблюйте для нашей кампании хоть что-нибудь!

Оскорбленное бормотание. Что это за вульгарность? И опять голос Лентула Круса:

– Чушь! Что мое – то мое!

Терпение Помпея лопнуло, и он в своих лучших традициях приступил к обличительной речи, состоявшей преимущественно из оскорблений.

– Это ты, – заорал он, – полностью отвечаешь за то, что у нас нет денег, Крус! Ты подлиза, ты пиявка, ты язва на челе Юпитера Всеблагого Всесильного! Ты обоссался от страха и вылетел из Рима, как стрела из катапульты, оставив казну, полную по самые завязки! А когда я велел тебе вернуться в Рим и исправить это грубейшее нарушение твоего консульского долга, ты имел наглость ответить, что сделаешь это, если я войду в Пицен и остановлю Цезаря, чтобы он не смог дотянуться до твоего жирного трусливого тела! Ты осмелился сказать мне, что я говорю ерунду? Ты отказываешься поступиться деньгами ради спасения Рима? Да я срал на твой член! Ссал на твою безобразную харю! Пердел в твои ноздри! И если ты не будешь очень стараться, Лентул, я разорву тебя от живота до глотки!

Ни шепота, ни бормотания. Все окаменели, в ушах стоял звон от брани, какой не услышишь и на плацу. Все как-то и где-то служили, но такого не слышали. Их защищали, оберегали. Сенаторы стояли с открытым ртом, от страха чувствуя движение в кишечнике.