Цинковые мальчики

Домой вернулась. Не могла слушать музыку, разговаривать на улице, в троллейбусе. Закрыла бы дверь в комнате - чтобы телевизор и я одна. За день до отлета в Союз застрелился начмед нашего госпиталя Юрий Ефимович Жибков... В Афганистане у кого-то из офицеров переписала: "Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под особым покровительством неба, если он выйдет оттуда здоровым, невредимым и с головой на плечах..." Француз Фурье.

Встречаю на улице молодого человека. "Это, наверное, "афганец"?" Но я его не окликаю, чтобы не показаться смешной. У меня натура мягкая, и я ловлю себя на мысли, что превратилась в агрессивное, жестокое существо. Готовим мальчишек к выписке... Они прячутся на чердаках, в подвалах госпиталя... Мы их ловим, вытаскиваем... На пересылке молодые девчонки учил меня, кому надо дать бутылку водки, чтобы попасть в хорошее место... Они учили меня... Им по восемнадцать-двадцать лет, а мне сорок пять.

На таможне, когда возвращалась, заставили снять все до бюстгальтера.

- Кто вы?

- Врач-бактериолог.

- Покажите документы. - Взяли документы. - Открывайте чемоданы. Будем шмонать...

Я тащила с собой назад старенькое пальто, одеяло, покрывало, шпильки, вилки... Все, что из дому брала. Выгрузили на стол:

- Вы что, сумасшедшая? Стихи, наверное, пишете?

Мне здесь невмоготу. Здесь страшнее, чем там. Там вернулся из Союза, кто что привез - садимся за один стол. Третий тост. Молча. За тех, кто погиб. Сидим за столом, а мышки прогуливаются, в туфлях сидят. В четыре часа вой... Первый раз вскочила: "Девочки, волки". Девочки смеются: "Молитву мулла читает". Я долго-долго в четыре утра просыпалась.

Хотелось продолжения. Просилась в Никарагуа. Куда-нибудь, где война идет. Не мирится душа с этой жизнью. Не хочет. На войне даже лучше. Там оправдание есть всему. И хорошему, и страшному. Невероятно?! Но приходит эта мысль в голову..."

Врач-бактериолог.

"Я его первая выбрала. Стоит высокий, красивый парень. "Девочки, говорю, - мой". Подошла и пригласила на дамский вальс, девушки приглашают кавалеров... А я - судьбу.

Очень хотела сына. Договорились: если родится девочка, дам имя ей я. Будет Олечка. Родится сын, даст имя он. Будет Артем или Денис. Родилась Олечка.

- А сынишка будет?

- Будет. Пусть только Олечка подрастет.

Я родила бы ему и сына.

- Любочка, не пугайся. Молоко пропадет... - Я малютку грудью кормила. Посылают в Афганистан...

- Почему ты? У тебя маленький ребенок.

- Не я, кому-то другому выпадет. Партия велела - комсомол ответил: есть.

Он был преданный армии человек. "Приказы, - повторял, - не обсуждаются". У них в семье у матери очень сильный характер, и он привык слушаться, подчиняться. В армии ему было легко.

Как провожали? Мужчины курили. Мать молчала. Я плакала: кому нужна эта война? Дочка спала в люльке.

Встретила на улице дурочку, юродивую, она часто появлялась в нашем военном городке, на базаре или в магазине. Говорили люди, что молодой ее изнасиловали, и с тех пор она даже мать не узнает. Остановилась возле меня:

- Вот привезут тебе мужа в ящике, - засмеялась и убежала.

Я не знала, что случится, но я знала - что-то случится.

Ждала его, как у Симонова: жди меня, и я вернусь... В день могла написать по три, по четыре письма и отправить. Мне казалось, что тем, что думаю о нем, тоскую о нем, я его берегу. А он писал, что здесь, на войне, каждый делает свою работу. Выполняет приказ. И кому какая судьба. Не волнуйся и жди.

Когда я бывала у его родителей, об Афганистане никто не вспоминал. Ни слова. Ни мать, ни отец. Уговора такого не было, но все боялись этого слова.

...Одела девочку, чтобы нести в детский сад. Поцеловала. Открываю дверь: стоят военные, и у одного в руках чемодан моего мужа, небольшой, коричневый, я его собирала. Со мной что-то произошло... Если я их впущу, ни принесут в дом страшное... Не впущу, все останется на своих местах... Они дверь к себе - хотят войти, а я не себе - не впускаю...

- Раненый? - У меня еще эта надежда была, что раненый.

Военком вошел первый:

- Людмила Иосифовна, с глубокой скорбью должны сообщить, что ваш муж...

Слез не было. Я кричала. Увидела его друга, бросилась к нему:

- Толик, если ты скажешь, я поверю. Что ты молчишь?

Он подводит ко мне прапорщика, сопровождавшего гроб:

- Скажи ей...

А того трясет, он тоже молчит.

Подходят ко мне какие-то женщины, целуют.

- Успокойся. Давай телефоны родных.

Я села и тут же выпалила все адреса и телефоны, десятки адресов и телефонов, которые я не помнила. Проверили потом по записной книжке - все точно.

Квартира у нас маленькая, однокомнатная. Гроб поставили в клубе части. Я обнимала гроб и кричала:

- За что? Что ты кому плохого сделал?

Когда ко мне возвращалось сознание, я смотрела на этот ящик: "Привезут тебе мужа в ящике..." И опять кричала:

- Я не верю, что здесь мой муж. Докажите мне, что здесь он. Тут даже окошечка нет. Что вы привезли? Кого вы мне привезли?

Позвали его друга.

- Толик, - говорю, - поклянись, что здесь мой муж.

- Я своей дочкой клянусь, что там твой муж. Он умер сразу, не мучился. Больше ничего тебе не скажу.