Цинковые мальчики

Сбылось его: "Если придется умереть, то так, чтобы не мучиться". А мы остались мучиться...

Висит на стене его большой портрет:

- Сними мне папу, - просит дочка. - Я буду с папой играть...

Окружит портрет игрушками, разговаривает с ним. Ночью укладываю ее спать:

- А куда стреляли в папу? Почему ни выбрали именно папу?

Приведу ее в садик. Вечером надо забирать домой - рев.

- Не уйду из садика, пока за мной не придет папа. Где мой папа?

Я не знаю, что ей отвечать? Как объяснить? Мне самой только двадцать один год... Этим летом отвезла ее к маме в деревню. Может, там его забудет... У меня нет сил плакать каждый день... Увижу, как идут вместе муж, жена и ребенок с ними - душа кричит... Встал бы ты хоть на одну минуту... Посмотрел, какая у тебя дочка!.. Для тебя эта непонятная война кончилась... Для меня - нет... А для нашей дочери она будет самая длинная... Ей жить после нас... Наши дети самые несчастные, они будут отвечать за все... Ты меня слышишь?

Кому это я кричу?.."

Жена.

"Когда-то я думала: рожу сына... Сама себе ржу мужчину, которого буду любить и который меня будет любить. С мужем мы разошлись... Он ушел от меня, ушел к молодой. Я его любила, наверное, поэтому другого не было...

Сына растили с мамой, две женщины, а он - мальчишка. Встану тихонько и слежу из подъезда: с кем он, что у него за компания?

- Мама, - вернется домой, - я уже взрослый, а ты меня пасешь.

Маленький был, как девочка. Беленький, хрупкий, он у меня восьмимесячным родился, искусственник. Наше поколение не могло дать здоровых детей, росли мы в войну - бомбежки, стрельба, голод... Играл он все время с девочками, девочки его принимали, он не дрался... Любил кошек, завязывал им банты.

- Купи, мамочка, хомячка, у него шкурка тепленькая, как мокренькая.

Покупался хомячок. И аквариум. И рыбки. Пойдем на базар: "Купи мне живую курочку... Рябушку..."

И вот я думаю: неужели он там стрелял? Мой домашний мальчик... Не для войны он был... Мы его очень любили, лелеяли...

Приехала к нему в Ашхабад в учебную роту:

- Андрюша, я хочу пойти поговорить с начальником. Ты у меня один... Здесь граница близко...

- Не смей, мама. Надо мной будут смеяться, что я маменькин сынок. И так говорят: "Тонкий, звонкий и прозрачный".

- Как тебе тут?

- Лейтенант у нас хороший, он с нами как с равными. А капитан и по лицу может ударить.

- Как?! Мы тебя с бабушкой никогда не били, даже маленького.

- Здесь мужская жизнь, мама. Лучше вам с бабушкой ничего не рассказывать...

Только маленький он был мой. Отмоешь его в ванной, из луж как чертенок вылезал, завернешь в простынку, обнимешь. Казалось, никто никогда его у меня не заберет. Никому не отдам. Потом его у меня отняли...

Я сама после восьми классов уговорила его пойти в строительное училище. Думала, что с этой специальностью ему будет легче в армии. А отслужит поступит в институт. Он хотел стать лесником. В лесу всегда радовался. Птиц узнавал по голосам, показывал, где какие цветы. Этим напоминал своего отца. Тот, сибиряк, любил природу так, что во дворе не давал косить траву. Пусть растет все! Нравилась Андрюше форма лесника, фуражка: "Мама, она на военную похожа..."

И вот я думаю: неужели он там стрелял?

Из Ашхабада часто писал нам с бабушкой. Одно письмо наизусть выучила, держала его в руках тысячу раз:

"Здравствуйте, мои родные мама и бабушка. Вот уже больше трех месяцев служу в армии. Служба моя идет хорошо. Со всеми порученными мне заданиями я пока справляюсь и замечаний со стороны командования не имею. Недавно на рота ездила в учебно-полевой центр, это восемьдесят километров от Ашхабада, он расположен в горах. Там они занимались две недели горной подготовкой, тактикой и стрельбой из стрелкового оружия. Я же и еще три человека в лагерь не ездили, остались в расположении части. Нас оставили, потому что вот уже три недели мы работаем на мебельной фабрике, стоим цех. А за это нашей роте фабрика сделает столы. Мы выполняем там кирпичную кладку, штукатурные работы.

Мама, ты спрашиваешь о своем письме, я его получил. Получил также посылку и десять рублей, которые вы вложили. На эти деньги мы несколько раз ели в буфете покупали конфеты..."

Я себя утешала надеждой: раз он занимается штукатурными работами и кирпичной кладкой, значит, нужен как строитель. Ну и пусть строит им собственные дачи, личные гаражи, только бы не послали никуда дальше.

Был восемьдесят первый год... Ходили отголоски... Но что в Афганистане мясорубка, бойня, знало очень мало людей. По телевизору мы видели братание советских и афганских солдат, цветы на наших бронетранспортерах, крестьян, целующих дарованную землю... Одно меня заставило испугаться... Когда ездила к нему в Ашхабад, встретила женщину... Сначала в гостинице заявили:

- Мест нет.

- Буду ночевать на полу. Я приехала издалека, к сыну-солдату... И никуда отсюда не уеду.

- Ну, ладно, пустим вас в четырехместный номер. Там уже живет одна мать, тоже сына навещает.