Цион

– Граждане Циона… Сегодня мы теряем названую сестру и дочь, которая, к нашей печали, выбрала путь, несовместимый с идеалами нашей с вами общины.

Затылок захолодило. Диктор «М» говорил эти же слова недавно. Тогда исключали «названого брата и сына». Какого-то парня, которого я даже не знала. Я привстала на цыпочки. Черт возьми, черт возьми, черт возьми… Я зажала руками рот, только бы не завыть в голос.

Глава 25. В-13

ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ, ТЕМНЫЕ волосы, бледное лицо. Риина. Она стояла чуть сгорбившись и голыми, лишенными перчаток руками сжимала сумку осужденной. Для парней шили рюкзаки. Для девушек шили сумки. Второй швейный кружок заботился о моде. На материи сумки, серой, как перестиранная тряпка, горел желтый значок. Такой же, как и у того парня, которого исключили еще так недавно.

Я не дышала. Я правда не дышала – стояла, прижав руки ко рту, и не могла шевельнуться. Риина? Моя Риина? Я с трудом оторвала руки от лица. Ладони покрывал пот. Я бросилась продираться через толпу вперед, к воротам.

– Куда?!

Кто-то схватил меня за шиворот, кто-то дернул за руку. Но я вывернулась. Метнулась прямо меж пары полицейских, заслоном державших подходы к воротам. Риина уже заметила меня. Обернулась. Глаза ее на белом лице казались огромными. Еще немного… Совсем близко. Всего несколько метров.

Меня ухватили за локти, скрутили и потащили назад.

– Риина!

Причин не объявляют. Даже семье. И мне никто не пришлет уведомление «ваша лучшая подруга Риина ла’Нисса была исключена из Циона за…». За нервную болезнь? За психическую травму после исключения ее отца, которую она так и не смогла пережить? За кровоточащие руки, на которые она тратила, наверное, слишком много ционского мыла? За то, что подруга оказалась чудовищной дурой?

Меня тянули вбок, но движение скоро прекратилось. Меня все еще крепко держали, но я могла видеть церемонию. Я поискала глазами Овию. Ее лицо, изящно подкрашенное косметикой, казалось маской. Она не могла меня не слышать, но взгляда не поднимала.

Я скосила глаза. Скрутив за локти, меня держал полицейский. Взгляд его был прикован к воротам. Под защитной маской патрульного было видно плохо, но даже сквозь темный плексиглас на его подбородке виднелась редкая, неуверенная щетина подростка. Его только-только распределили. Он, возможно, и на пост-то заступил впервые. И церемонию из первых рядов пропустить не хотел.

Когда земля задрожала, а ворота стали расступаться, я прекратила сопротивляться. Руки патрульного на моих локтях тоже слегка ослабли. Ворота распахивали на долю секунды. Риину вытолкнут наружу, и створки тут же захлопнутся. Вырваться, добежать до ворот и проскользнуть вслед за Рииной я не успею. Но просто вырваться…

Я поймала последний взгляд Риины. Она видела меня, я – ее. Губы ее двинулись, но что это было – грустное «прощай» или простенькое «пока»? Я не разобрала. Я дернулась в тот самый момент, когда Риину толкнули к воротам. Патрульный был слишком неопытен и увлечен церемонией, чтобы удержать меня. Я вывернулась. Риина исчезла меж створок.

Убегая по переулкам от заполненной площади все дальше и дальше, я оборачивалась на высотки, золотые от заходящего солнца, и сердце у меня выскакивало из груди. Ниил говорил, что патрули Пустых ходят на закате. Сколько у меня времени? Смогу ли я найти Риину раньше? Смогу ли я найти дорогу по подземке?

«Дура ты», – стучало в висках. Но попытаться я была обязана.

На углу я столкнулась с патрульным. Влетела в него, не разобрав дороги. Отшатнулась, врезалась спиной в стену.

– Стоять!

Патрульный уже вытягивал из-за пояса дубинку.

– Иди к черту, – сказала я тихо и плюнула патрульному в лицо.

Улепетывая по боковому проулку, я почему-то улыбалась. «Нулевка…» В знакомой улочке, которую на своей схеме крестиком пометил Ланс, я рухнула на колени у люка с маркировкой «В-13». Кольцо из буквы «В» впечаталось в металл и никак не отходило. Я стала царапать щели, но люк прилег к ободу плотно, как влитой.

Я бессильно обернулась. Где-то за углом чеканил шаг патруль.

* * *

Цифровые защиты гнали парня все дальше и дальше. Руины были помойкой. Город, в котором парень оказался, был разрушен окончательно и бесповоротно. Но даже эти слепые дырчатые фронтоны, похожие на пустые медовые соты, эти битые витражи, куски бетона с зубьями арматуры посреди проспектов, головы скульптур на дне раскуроченных фонтанов и изрешеченные осколками лестницы – все это было настолько прекрасно, что у него невольно сердце заходилось от радости.

А может, дело в том, что это изуродованное место – его дом? Память не возвращалась, и парень уже не знал, была ли у него когда-нибудь эта память. Должна же, правда?..

Невысокое здание покосилось, но шпиль на нем все еще стоял. Располагалось оно на берегу реки, в конце проспекта, но раньше русло было, очевидно, у́же. Сейчас вода лизала стены, подвалы не могло не затопить, и, видно, именно поэтому здание со шпилем и покосилось. Именно туда системы в его мозгу его и гнали. Он не знал почему, но решил себе довериться.