Ципили, Тимбака и смех

Ципили на радостях обняла Тимбаку и крепко поцеловала. Но та высвободилась из объятий и брезгливо вытерла щеку полой платья.

— Тьфу! Научилась у людей. Это они вечно лобызаются… Ужасно не терплю всякую антисанитарию.

Но Ципили не слышала слов Тимбаки. Она была очень увлечена предложением подружки, внушающим большие надежды.

— И медведя закидаем камнями, — сказала Ципили, — разозлим его еще пуще. Это я беру на себя. У-ух, били-мили мур, били бирма!

И, выбежав на середину лужайки, начала петь и плясать. Через минуту к ней присоединилась и Тимбака.

Били-били ха, ха, ха,
Пусть Мануш он разорвет,
Цили-мили гу, гу, гу,
Разорвет ее и съест.

Это дело! Это зло!
Тили-том-бом, бо,
И беде своей найдем
Выход мы бом, бом.

Наконец избавимся
Дим-бом от излишней доброты,
Злыми станем мы колдуньями опять,
Тили бум-бом, тили-бом…

Тимбака вдруг остановилась:

— Тс-с-с, слышишь?

— Нет… Ничего не слышу, — сказала Ципили, задыхаясь. Что и говорить, плясать — для нее дело нелегкое.

— Глухая ты, вот и не слышишь.

— Сама глухая, — обиделась Ципили. — Чего слышать, когда никакого звука. Хотя погоди… Вот слышу… Поют.

— Поют… Наверно, через минуту будут здесь.

— Я стану добро улыбаться, — приготовилась к встрече Ципили, — отзову Мануш в сторонку, скажу, что знаю, где много смородины.

— Нет, Мануш завлеку я.

— Почему ты?..

— А почему ты? Известно ведь, что ты только портишь все. Стала очень уж добренькой.

— Я-то добренькая? Вовсе и нет. Это ты добренькая, даже по лицу видно. Твоего зла только на меня и хватает.

— Ладно, пусть будет по-твоему. А я займусь остальными. Что-нибудь придумаю… Вот их-то я поведу к пропасти и сброшу оттуда!

— Я же сказала, что таким способом мы ничего не добьемся. Нам бы хоть обеим с Мануш справиться, — погрустнев, сказала Тимбака. — Опять ведь все испортишь.

— Да когда же это я все портила! — взъярилась Ципили.

— Ну, будет, не время ссориться. Вот-вот явятся…

Тимбака кинулась к деревьям и спряталась за ними.

— Тили-мили бум, гу, гу, гу! — пробурчала Ципили и побежала за Тимбакой.

— Кар, кар, кар, — прокаркал Ворон и, взмахнув несколько раз крыльями, полетел в сторону луга, навстречу ребятишкам.

Глава третья ТРОПОЮ ГНОМОВ

В лесной чащобе

Они вошли в лес с шумом, криком. Тарон вдруг распелся, чего с ним раньше не бывало. Пел громко, трубно. Слова не слова, и мелодия не мелодия, но Тарон голосил самозабвенно. Мануш и Асмик тоже пели, каждая для себя и при этом каждая свою песню. Их можно понять. Вступая в лес, поют не только дети. Поют все, от мала до велика, и женщины и мужчины, дровосеки и пастухи. Такой уж он, лес, всем хочется петь, оказавшись в нем. Видно, именно потому все лесные птицы поют. Даже филин, когда наступает для него блаженный миг, и то поет. Правда, пение его мало похоже на что-то путное, однако ничего не поделаешь, так уж он поет.

Перебегая со взгорка на взгорок, восторженно наслаждаясь красотой и таинственностью леса, веселая троица шла вперед и вперед, не замечая летящего над ними Ворона, который, в отличие от всех, летел молча, не пел. Кстати, если бы ребята и заметили его, они ничего бы особенного и не подумали. Для них это был бы обычный ворон. Мало ли они видели таких?.. Откуда им было знать, что это особый Ворон, сказочный Ворон. А Ворон, конечно же, хотел, чтобы дети пришли на лужайку у засыхающего дуба. Он кружил над головами ребят и пока был доволен: они шли в нужном направлении. Ворон думал лишь о том, кого из ребят сбить с пути и кто легче попадется в западню. Ну и понятно, что глаз его остановился на Тароне. Ведь у Мануш и Асмик вид серьезнее, и Ворон это сразу почувствовал, с ними, решил он, будет нелегко. А у Тарона в руках было две корзины… И Ворон понял, что он жадный, иначе ему бы и одной корзины хватило… Вороны, особенно сказочные, в таких вещах хорошо разбираются…

Ворон пролетел чуть вперед, сел на куст и впервые подал голос: кар, кар… Карканье его, в полной тишине леса, сразу привлекло внимание Тарона, и он удивился, когда, глянув в направлении донесшегося до него звука, вдруг увидел прямо перед собой смородиновый куст, густо усыпанный спелой ягодой.

Тарону только того и надо было. Он кинулся к кусту и… не подумайте, что стал наполнять корзину. Не тут-то было. У него ведь и в животе еще места видимо-невидимо! И Тарон стал жадно поглощать смородину.

Девочки оглянулись, видят, Тарон опять исчез.

— Только что был с нами, куда он делся? — удивилась Асмик.

— Тарон, — крикнула Мануш, — где ты, Тарон?

Тарон, конечно, услышал Мануш, но не ответил, даже, наоборот, спрятался за куст, чтобы его, чего доброго, не заметили.

— Та-а-рон!