Цирк зажигает огни

– Нет-нет… Это такой души человек. Я никогда не поверю…

Мама молчит и только смотрит на него.

Отец всегда и у всех видел только хорошие качества, а пороки и недостатки старался всячески оправдывать. Он верил решительно всему, что ему говорили, всё принимал за чистую монету.

И такие истории бывали частенько в нашем доме. У отца вдруг возникает новая привязанность – «замечательной души человек», «талантливый неудачник». Он каждый день запросто заходит к нам, ест, пьёт, часами сидит в отцовском кабинете. Отец относится к нему с особенным вниманием и требует, чтобы все в доме были с ним любезны и предупредительны. Но вдруг этот «замечательной души человек» исчезает, а вместе с ним шуба или серебряный портсигар.

И тут мы с мамой нападали на отца, упрекали, смеялись над его доверчивостью.

Вот и сейчас. Он расхаживает по Греческому залу, а мама молчит и насмешливо смотрит на него.

– Нет-нет… Он не мог…

Отец подходит к маме и говорит наконец своё всегдашнее в этих случаях оправдание:

– Мамочка, если не верить людям, то нельзя жить.

Мама сердито сдвинула брови.

– Володя!

Отец молчит и сосредоточенно смотрит в её лицо.

– Володя, ты что – оглох?

Отец не отвечает. Он сидит за столом, суп стынет в его тарелке, а он наблюдает за выражением маминого лица. Его руки, взъерошенные волосы, бархатная толстовка – всё перемазано серой глиной. У него очередное увлечение – он лепит. Он занят маминым портретом и сегодня с утра ходит за нею, как тень. Скатерть возле его прибора тоже испачкана глиной. Мама делает вид, что сердится:

– Это, в конце концов, невыносимо. Сейчас же ешь!

А отец не сводит глаз с её лица и бормочет:

– Вот-вот… Эти самые складочки возле рта никак не получаются…

– Володя, я не могу больше так сидеть, – говорит мама.

Отец не отвечает. Он сидит за мольбертом – очередное увлеченье живописью.

Мы все трое почти никогда не расставались. А мама с отцом – решительно никогда. Теперь он корпит над своей картиной три или четыре дня, и мама сидит около него и целых три дня не может никуда отлучиться.

– Володя, мне трудно сидеть вот так без воздуха, – протестует она. – Я хочу пойти погулять.

– Погулять? – он оторвался от картины. – Ну что же, пойди погуляй вот тут под окном.

Мама была необыкновенно хороша в молодости. Самые первые годы замужества она выступала на арене с дрессированными лошадьми и пользовалась успехом у публики. Но вот ей постепенно стало открываться, насколько отец был наивен и беспомощен, как не умел вести свои дела, ладить с хитрыми антрепренёрами, нанимать и увольнять служащих. И она – совсем молодая женщина – потихоньку, незаметно взяла в свои руки все хозяйственные, административные, финансовые и прочие многочисленные заботы.

И вот вторую половину жизни отец решительно не знал ничего этого. Он мог весь без остатка отдаваться творчеству, науке, у него не было никаких мелких забот.

У мамы был очень ровный и спокойный характер. Я никогда в жизни не слышала, чтобы она на кого-нибудь повысила голос. Но все служащие, все антрепренёры и администраторы уважали и даже боялись её.

Отец утром идёт в цирк на репетицию. Оказывается, на арене ещё ничего не готово. Этого – нет, того – нет. Работать невозможно! Он кричит, нервничает.

Появляется мама. Отец бросается к ней с криками, с жалобами. Мама успокаивает его, как может, садится в первый ряд. Отдаёт команды своим ровным голосом, и вот через пять минут всё готово, всё на местах, отец успокоился. Репетиция пошла своим порядком.

Я стою́ на арене, на меня направлены сотни глаз и лучи прожекторов. Распахнулся занавес, и на меня двинулась серая гора – это слон Бэби.

В отличие от отца я не помню, как я первый раз попала в цирк. Пока я была маленькая, меня брали туда очень редко и то только на репетиции. Когда я стала постарше, то начала помогать отца. Он часто болел, у него была грудная жаба. Мама или я должны были быть всегда наготове, если у него случится приступ во время представления, чтобы сейчас же заменить его. Однажды это произошло. Должен был идти номер «Звериный оркестр». Морские львы, свиньи, медведь, ослик, собаки Пик и Лорд уже держали наготове инструменты. Должен был выйти Бэби-дирижер.

Отец дал мне за кулисами две сумки – одну с рыбой для морских львов, а другую со сластями для остальных животных.

– Не бойся, – сказал он, – как только Бэби выйдет, дай ему лакомство, и он станет всё делать сам.

И вот на меня движется из-за кулис серая гора. Я сейчас же лезу в сумку и сую ему в рот целую горсть… Но вдруг вижу, что Бэби остановился и языком выталкивает моё угощение. Оказывается, я от растерянности перепутала сумки и сунула ему в рот горсть сырой рыбы.

… Отец с мамой, нарядные и даже торжественные, едут на извозчике в театр. У него гастроли в Петербурге, и вот в кои-то веки – свободный вечер. Мама совершенно счастлива – наконец-то хоть какое-то развлечение, хоть какое-то разнообразие!