«Значит, цирк сразу после коридора», – решила я, и
– Ты что плачешь, девочка?
Я молчу.
– Ты чья такая, девочка?
– Цирка, – успокаиваюсь я.
– Цирка?! Ну-с, а где ты живёшь? – обращается ко мне старик в очках. Я смотрю на него с удовольствием, потому что очки вспыхивают, когда мимо едет машина.
– Я живу в коридоре!
– Неслыханно, – покачал головой старик. За ним все стали повторять: «Живёт в коридоре, неслыханно».
– А где твой дом, папа, мама?
– Папа и мама в цирке.
– Иди ко мне на руки, крошка, и отправимся в цирк.
Я с радостью соглашаюсь, но
– Как же быть?
– А вы доведите её. Жалко ведь, гражданин. Ребёнок ведь, понимаете, – советует старику какая-то толстая тётя.
– Ну что ж, идём!
Папа с мамой удивляются. Мама сердится на
– Знаешь, мама,
Мне было уже три с половиной года.
Глава II
Теперь я не оставалась одна в гостиницах. Меня брали в цирк. И на гостиницы я стала смотреть как на коридор, который нужно обязательно пройти, чтобы попасть в цирк. Папа с мамой шли па работу, а я – в сказку. Она начиналась для меня за манежем, у клеток и стойл, где были животные.
– Олень приехал с севера, верблюд – с юга, – рассказывала мне мама.
И долгое время север и юг я находила в цирке по оленю и верблюду. Даже если они стояли рядом, я всё равно отправлялась в путешествие по свету. Огромные миры нового проходили перед моими глазами: пустыни – слоновник с верблюдами, моря – бассейны с морскими львами, леса'– медведи, небо – орлы. В пути мне встречались разбойники – это были обезьяны. Я воевала с ними: сострою рожицу, а в ответ получу две и скорее бегу дальше. Иногда «нечистая сила» преграждала мне дорогу. Так я называла людей, которые говорили папе:
– Ах, Дуров, Дуров! Странно вы воспитываете своего ребёнка. Как можно маленькую девочку одну подпускать к животным. И о чём вы только думаете!
Отец смеялся:
– Думаю о воспитании. Ищу свой метод. Хотите, поделюсь. Она должна вырасти сильной и бесстрашной. Если с детства ей привьётся вера в животных-друзей, значит, вырастет настоящий дрессировщик.
А «настоящий дрессировщик» бежал в это время играть со слоном в прятки. Веселее и чудесней игры для меня не было. Я прижималась к огромной слоновьей ноге и, замерев, стояла, пока чуткий хобот на ощупь находил мои бантики в косицах, карман на фартуке, где был сахар. Сахар исчезал, и через секунду снова появлялся хобот, обвивал меня и вытаскивал из убежища. Удобно усевшись на хоботе, я качалась, как на качелях. Потом, держа в руках сахар, упрашивала слониху:
– Лили, Лилечка! Ну, пожалуйста, покажи мне ещё раз цирк с потолка.
Лили съедала сахар и снова брала меня на хобот. Осторожно свёртывала его бубликом и подталкивала меня, помогая взбираться на свою макушку.
– Мамочка! – кричала я на всю конюшню. – Я вижу тебя с потолка!
Усталые мамины глаза тотчас меня находили. Сначала смотрели строго, потом добрее, мама подходила к нам, гладила слониху и говорила:
– Ты зачем, Лили, балуешь мою Наташу? Славная и добрая слониха. Аты, негодница, – это уже относилось ко мне, – спускайся сейчас же вниз. Лили вечером работать, ты ведь не даешь ей отдохнуть!
– Мама, она не хочет отдыхать!
– Откуда ты знаешь?
– Если бы она хотела отдохнуть, то легла бы, а она стоит и качается.
– Нет, Наташа, ты у нас ничего ещё не знаешь. Иди-ка сюда, я тебе что-то расскажу.
Я спускалась вниз.
– Послушай, я расскажу тебе, как спят слоны. Слоны никогда не ложатся спать. Они спят лежа недолго так, будто дремлют. А если слон лёг, то, значит, не просто лёг, а слёг – заболел. Да, слоны спят стоя.
Я шептала слонихе в хобот, воображая, что говорю с ней по телефону: «Тебе трудно спать стоя, хочешь, я принесу много сена, больше, чем здесь есть. Тебе лучше будет. Ноги – так, а живот весь на сене. Хорошо?!»
Я трудилась, таскала охапки сена и, к моему огорчению, видела, что сена мало. Я вскарабкалась на охапку, но достать до Лилиного живота не могла. Он был надо мной, как потолок. Пригорюнившись, я села на пол, где стояли слоны, и вдруг дождь из сена пролился на мою голову. Лили усердно обсыпала меня сеном. Я уже походила на соломенного человечка, но стояла не шевелясь, впитывая душистый и пряный аромат. Это был новый запах. Я видела, как от него затрепетали ноздри ослика Пиколлё. Он свалился подле меня и стал кататься в сене, как поросёнок в лужице.