Цирковой поезд

Вокруг были разрушенные здания, валялись обломки стен, а в воздухе стояла пыль, которая, казалось, никогда больше не осядет на землю. С каждым шагом приближаясь к дому Смитов на Теддингстон, он понимал, что стоит умерить пыл своих ожиданий. Здесь не было ни одного дома, не тронутого бомбежкой.

Когда он нашел нужный дом, то вздохнул с облегчением: война пощадила здание, оно не было разрушено. С бьющимся сердцем он подошел к двери и уверенно постучал.

– Нет смысла ломиться.

Он обернулся. На тротуаре стоял мальчик с зажатым в руке футбольным мячом.

– Привет, – сказал мужчина и указал на дом. – Ты, случаем, не знаешь, не это ли дом Смитов? Не могу понять, тот ли адрес.

Мальчик пожал плечами, а затем принялся катать мяч туда-сюда, пропуская его между ног.

– Раньше мог быть. Мы жили тремя улицами дальше до начала воздушных налетов. – Он кивнул куда-то вправо.

– И много было – воздушных налетов?

– Люфтваффе атаковал город пару месяцев назад. Кажется, это называлось операцией «Штайнбок». Мы переехали в Брайтон, где живет семья мамы. – Он нахмурился. – Сюда мы вернулись только на день, потому что бабушке нужно в госпиталь.

– Надеюсь, с ней все будет хорошо, – сказал мужчина.

Мальчик пытался храбриться:

– А я не люблю госпитали. Там плохо пахнет. А еще папа сказал, что я могу погулять, но нужно быть аккуратным, – продолжил он, подбросив мячик носком ноги.

– А эту улицу они бомбили?

Мальчик был слишком сконцентрирован на мяче, но коротко кивнул:

– Умерло много людей.

Пытаясь собраться с мыслями, мужчина тяжело вздохнул. Он вновь оглядел дом. На нем не было никаких следов бомбежки, да и вообще внешне он казался нетронутым войной.

– Ты сказал, что жил неподалеку. Не знаешь, кто еще был в этом районе? Я ищу семью Смитов.

Мальчик в очередной раз пожал плечами:

– Не знаю. На Рождество я видел здесь одну семью, но имен не знаю. Там была девушка с родителями. Постойте, нет, там были две девушки и девочка-подросток.

Мужчина оживился:

– А девочка не носила на ногах железки?

Мальчик округлил глаза и даже перестал катать мяч:

– Железки? – Он покачал головой. – Ну уж такое я бы точно запомнил.

Мужчина вздохнул, достал из кармана бумажку и перечитал написанный на ней адрес.

– Просто… Тут написано, что это дом Смитов, – пробубнил он.

На что мальчик сказал:

– Если хотите, то можете пойти со мной в госпиталь и спросить моего отца. – Он вдруг нахмурился и склонился над мячиком, явно что-то заметив на нем. Сев на корточки, он провел рукой по коже. – Царапина-то на тебе откуда? Тебе же всего неделя, не больше, – жаловался он себе под нос. – Вот черт! Так что скажете, сэр? Вы пойдете? Сэр?

Но когда он поднял взгляд, мужчины уже не было.

Часть третья

Теперь нашим забавам пришел конец.

Актерами, как я и предсказывал, были духи,

И они растаяли в прозрачном воздухе.

– Просперо, «Буря»

Глава тридцать восьмая

Февраль 1952, Лондон, Англия

Хорас пригубил пива из запотевшей кружки, наслаждаясь мягкостью напитка. Поставив кружку на стол, он оторвал торчащую из куртки нитку. Прошли дни дорогих вагонов и костюмов на заказ. После не столь выдающегося тура по Азии Хорас наконец вернулся в Лондон лишь с одной целью – построить дом. С цирковыми делами было покончено. У него не было ни жены, ни детей, ни друзей, с кем можно было бы разделить эту жизнь. Даже Чедвик в конце концов покинул его.

Разумеется, он все еще лелеял надежду на то, чтобы начать с нуля в Америке. Но ему было почти пятьдесят, и он уже сполна пресытился организационной работой, креативом и разговорами с инвесторами. «Мир чудес» остался в прошлом и стал частью истории. Иногда он слышал, как восторженно взрослые рассказывали детям о предстоящем выступлении, когда те стояли в очереди в магазине. Но он никогда никому о себе не рассказывал, да никто и не спрашивал об этом, а его творческий гений был забыт, осталось только этом совершенно неприглядное тело, которое без привычного яркого костюма никто и не мог бы узнать.

В годы, когда дела в цирке пошли не очень, Хорас часто задумывался о том, с какого же момента все изменилось в худшую сторону. Но он не терял духа до самого конца. Никто не сможет отрицать, что они славно поработали за эти годы. Допив свою пинту, он тыльной стороной ладони стер белую пену с усов.

В такие минуты он вспоминал ту девочку со странным хобби. Он помнил ее желание стать кем-то – не просто принять себя, но раздвинуть границы возможного. Он помнил день, когда огонь погас в ее глазах, день, когда забрали ее отца и того мальчика.