Цитадель души моей

деревом был, но плохо это у меня получается. Беда.

- Хорош-шо, - прошипел он, отступив на шаг, - не люблю, когда враг умирает, не ус-с-спев

понять, что умер. Выбирай, какую час-сть тела тебе первую отрубить?

А вот это уже ошибка. Даже хуже - глупость. Поскольку шансы свои я уже оценил, на

честную победу совершенно уже не рассчитывал и все только выгадывал момент, чтобы

вытащить из кармашка короткую деревянную трубку. «Жало Химеры», оно же «Поцелуй

ночи», «Последний шанс», «Живи проклятым» и еще с десяток названий. Самое

неоднозначное оружие в арсенале егеря. Даже Дерек – живое воплощение

целесообразности – относится к нему, мягко говоря, без восторга. Но если Капитан просто

предвзят – один раз его этим «Жалом» самую малость не убили – то Трой, к примеру,

ненавидит его без всякой явной причины. Так-то я уже давно приметил - чем лучше

человек мечом владеет, тем больше ему претит само существование оружия, с помощью

которого его без особого труда сможет убить даже пьяный инвалид. Представляет оно

собой полую трубку четырех-пяти пальмов длиной, внутри которой сидит дюжины

полторы опушенных на толстом конце игл шавийского терновника. Иглы вымочены в

отваре, приготовленном из мяса маленьких полосатых морских улиток, добываемых где-то

у побережья Баетики. Улитки эти редкие, добыча их дело непростое и опасное, оружие

получается весьма недешевым, но спрос на него всегда имеется – попадания даже одной

иглы «Жала» достаточно, чтобы очень быстро вывести из строя любого бойца, в лучшем

(для него) случае на пару недель. А две-три иглы – это гарантированная, быстрая и весьма

болезненная смерть. Пришло оно к нам с Сицилии – сначала такие иглы начали применять

(и до сих пор применяют) профессиональные убийцы Острова. В «Шепоте смерти» игла

одна, летит она (благодаря длине трубки) довольно далеко, но, в то же время, применение

«Шепота» требует особых условий и немалой сноровки. А вот потом появилось «Жало»,

которым может воспользоваться любой человек в любой момент. Оружие, не спорю,

своеобразное и со своими особенностями. Против вергов его, к примеру, использовать

совсем не рекомендуется – очень уж оно их злит. Вспомнить вот Рива того же, вергами

замученного – с чего бы иначе вергам его из лагеря красть понадобилось, если бы он днем

ранее «Жало Химеры» в морду теснившей его бестии не разрядил. Знай Рив заранее, как

оно обернется, вряд ли бы он захотел такой ценой три дня жизни себе выиграть. Ну и

вообще – недостатков у «Жала» хватает: летят иглы недалеко, пробивная способность у

них никакая, да и одноразовое оно. Но зато и увернуться от роя разлетающихся во все

стороны иголок практически невозможно.

- Язык, - сказал я, поднося трубку к губам.

Бестия даже дергаться не стала, хоть я и ожидал сумасшедших кульбитов в попытке

увернуться от игл – или Ночным Охотникам это оружие вовсе незнакомо? Свистнул

вспоротый иглами воздух, я выдохнул и опустил руку. Ну, вот и всё.

Но враг почему-то не спешил падать в корчах. Медленно поднял руку, провел ладонью по

лицу, смахнув парочку игл. Выступившие капельки крови размазались по щекам

короткими черточками.

«Сейчас», - подумал я, - «вот сейчас…»

- Ты, наверное, не з-с-с-нал, что на нас-с-с не дейс-с-ствуют яды. Никакие.

Тонкая сухая кожа под его подбородком беззвучно заходила вверх вниз – Охотник смеялся.

- Язс-с-с-ык, ты с-сказ-с-сал? Сс-с-соглас-сен…

И, не переставая смеяться, шагнул вперёд. Ну, вот теперь действительно всё. Весь

остальной бой я честно старался «не умереть раньше свой смерти», хотя с каждой

секундой все явственнее ощущал полную бесполезность своих стараний. Вне сомнений, в

силах Охотника было закончить бой пятком ударов, но он умышленно затягивал его, раз за

разом пытаясь нанести мне рубящий удар снизу поперек подбородка – явно целясь

выполнить свою угрозу. Тоже глупость, конечно, но в своей неспособности

воспользоваться этой глупостью противника я уже не смоневался. Да и глупость ли – все

кошки играют с мышами, и не в праве мышей называть это глупостью. Слишком разны

силы. Про прячущегося где-то арбалетчика я уже и думать забыл – толку-то – поэтому

прозыучавшее вдруг «дзак!» было для меня такой же неожиданностью, как и для моего

противника. Был я в этот момент уже совсем плох; отбивался, прислонившись к дереву и

держа меч в левой руке – правую он мне отсушил, просто локтем в плечо заехав и ногу

левую проткнул под коленом – не смертельно, но и не попрыгаешь. Не без оснований

считал я эти секунды последними в своей жизни, поэтому вид падающего набок тела

противника меня просто вогнал в ступор на секунду-другую. Хлопая глазами, я

разглядывал неподвижное лицо противника: высунувшееся над виском окровавленное

острие болта; выпученный глаз с огромными чёрным зрачком, остекленевшим взглядом