Цитадель души моей

Промолчал он опять. Но в глазах его на этот раз я ясно прочитал: «Говори!». Продолжая крутить цеп, медленно обошёл его кругом, словно примериваясь к атаке. Остановился.

— Видишь, у меня за спиной балкон императорский? А с него штандарт свисает.

Германец подобрался, быстро стрельнул взглядом мне за спину. Снова на меня смотрит.

Заинтересованно.

— Сам я не допрыгну. Твою задницу туда и баллистой не зашвырнуть. Зато ты вполне мог бы меня до него подбросить. Тогда я б по штандарту на балкон залез и попробовал убедить наместника, что он глубоко не прав, отправляя на смерть таких достойных людей.

Германец стрельнул взглядом в сторону балкона еще раз, потом раскатисто хохотнул — как туча грозовая громыхнула.

— Это если он закреплен хорошо. А если слабо — тогда что?

— Хуже не будет.

— Это точно, — согласился он, — согласен. Как действовать будем? Если кто-то догадается…

— Не догадается. Давай, вроде как сражаемся — балкон у меня за спиной, вот и тесни меня под него. А как под ним окажешься, я на тебя побегу — подкинешь.

Он посмотрел на меня, прищурившись, подумал пару секунд, потом кивнул и шагнул вперед, мечом замахиваясь.

Я увернулся. Трибуны затихли, тысячами глаз на нас глядя. Наша схватка на арене не единственная, но на те, такое ощущение, никто уже и не смотрит. Я чувствую себя так, словно меня то струями ледяной воды, то кипятка окачивает попеременно. Очень это меня отвлекает, и, будь наша схватка настоящей — туго бы мне пришлось, потому что движется германец для своей комплекции на удивление быстро. И клинок моего цепа раз за разом отбивать умудряется, хотя я на поражение и не целюсь. А если б целился? Сдается мне, неподходящее у меня оружие для этой схватки. По всему по этому отступать у меня выходит более чем естественно. Вот и балкон надо мной — вижу краем глаза не на шутку заинтересованное лицо наместника над перилами — ну-ну, готов поклясться, финал тебя удивит. А штандарт, кстати, толстыми бронзовыми кольцами насквозь закреплен.

Ну, всё.

Намеренно подставляю под меч германца не саму пугию, а удерживающую её веревку в дигите от рукоятки. Пугия летит в песок, я с «испуганным воплем» ныряю за ней, чуя, как по позвоночнику пробегает холодок от пролетевшего впритирку меча.

Хватаю пугию, ухожу перекатом в сторону, встаю. Германец ровно под штандартом, скалится лошадиными зубами мне в лицо. Родус, вместе с незнакомым мне легатом вывесились через перила, глаз с нас не сводят. Как и весь остальной амфитеатр.

Встряхиваюсь, словно пёс, из воды вылезший — пытаюсь стряхнуть прилипшие ко мне взгляды. Пора!

С громким криком бросаюсь германцу навстречу, в двух шагах от него пугию в зубы вкладывая и руки освобождая. Дальше — один лишь вопрос доверия. Сейчас ему меня прибить — проще некуда — меч навстречу выставь, я сам на него напорюсь. Но мне терять нечего и ему, надеюсь, тоже. Если он не поверил в сказку о том, что победитель свободу получает. Ну, сейчас узнаю.

Не поверил. Меч бросил, руки замком сцепил и перед собой выставил. Прыгаю, левой ногой от песка отталкиваясь, а правой — ему в сцепленные ладони целя. Vae! Мать тьма, да он атлант, не иначе! Земля ушла вниз так стремительно, что у меня аж дух захватило. Я чуть момент не упустил, когда в штандарт вцепляться надо — чуть раньше пора было это сделать, меня уже вниз потащило, когда я опомнился и вцепился в холст обеими руками. Потому сильновато меня дернуло — затрещала наверху ткань, штандарт подался и покосился слегка, продолжая рваться и потихоньку двигаться вниз. Но в три рывка я добрался до перил, зацепился левой рукой за балясину и перекинул себя в ложу.

Бледное лицо легата, выпученные глаза, рука тянет из ножен меч — поздно! Я хватаю его за фибулу, плащ на груди скрепляющую, тяну на себя, рывком переваливаю тело через перила и отправляю его вниз — навстречу песку арены. Родус уже успел через первый ряд скамей перебраться, но там их еще три и все пустые. Спешат от лестницы преторианцы, и опять — поздно! Ловлю наместника за шкирку, он пытается вырваться, хитон скинув, но, почуяв на горле лезвие пугии, замирает и обмякает.

— Стоять! — рычу я, хотя преторианцы и без того уже замедляют шаг и останавливаются.

Буравят меня ненавидящими взглядами.

— Лучникам — сложить оружие, — говорю я.

Тишина. Вот ведь непонятливый. Легонько провожу пугией вверх-вниз. Побриться не желаете?

— Мне терять нечего, — говорю тихонько.

— Да-да, — сдавленно бормочет Родус, — пусть лучники сложат оружие.

Ну, теперь-то я точно — враг Империи номер один. Чем не повод для гордости?

XI. Sic itur ad astra [26]