Он вытянул руку, зажмурил глаза, что-то громко хрустнуло, взвился дымок, и из его указательного пальца показался язычок пламени.
– Спасибо, – вежливо сказал Иван и подпалил факел.
Когда огонь разгорелся, он сказал:
– Пошли, – и первым зашагал в глубь пещеры.
Ланселот и Фома последовали за ним. Судя по всему, пещера была очень велика. Пол у нее оказался ровный, с заметным уклоном вниз. По стенам метались какие-то мрачные тени; невидимая в сумраке местная живность негромко попискивала, постанывала и похрюкивала. Неяркое колеблющееся пламя факела не позволяло рассмотреть потолок пещеры, однако, похоже, он находился где-то довольно высоко.
– Ай да Мерлин, – бормотал за спиной у Ивана Фома, – вот так устроился. А все-то думают, что привалило беднягу камнем тяжелым, страдает он, сердечный, через верность свою данному слову, жалеют его, бедолагу… а он лягушонка на входе посадил и его стенать заставил – еще небось и за бесплатно, это он любит… Ай да Мерлин…
– Стой, – скомандовал негромко Иван, и они остановились.
Пещера впереди заметно расширялась: забрезжило довольно ярким красновато-серым светом и послышались пока еще неразборчивые голоса и звуки музыкальных инструментов. Иван погасил факел. Крадучись, они приблизились к границе освещенного пространства. Иван присвистнул, Фома охнул, Ланселот удивленно выругался сквозь зубы. Картина, открывшаяся их взору, была удивительной и живописной.
Пещера, по которой они шли, оказалась всего лишь коридором, ведущим в настоящее помещение, которое действительно было огромно. Перед рыцарями предстало обширное пространство, и на пещеру-то совсем не похожее, настолько оно было велико, особенно в высоту: потолок находился в сотне метров над ними, никак не меньше. Вдоль стен возвышались мощные колонны, пол был мраморным, в мраморном же бассейне неподалеку плескалась и журчала искрящаяся прозрачная вода. Рядом с бассейном находились столы и скамьи. Столы были заставлены яствами и винами – как всегда в здешних местах, жратвы имелось вдоволь, – а на скамьях расположились очень разнообразные существа: обросшие болотной тиной кикиморы; сухонькие старикашки, все в каких-то сучках и задоринках; водянистые полупрозрачные тяжело дышащие личности неопределенного пола; довольно симпатичные девицы явно лесного происхождения, о чем свидетельствовали нежные веточки и листочки, росшие у них вместе с пышными волосами; уродливые горбуны и карлики; какие-то вовсе непонятные и неприятные на вид страшилища со множеством щупалец, зубищ и глазищ; анемичные клыкастые кавалеры и их дамы приятного вида, с красными глазами и изысканными манерами… Во главе всего этого пандемониума восседал благообразный старик с длинной белой бородой. Одной рукой он держал большущий бокал с напитком кроваво-красного цвета, а другой обнимал неприлично хихикающую толстокосую девицу, ярко накрашенную и скудно одетую. Еще с пяток таких же девиц, радостно повизгивая, терлись рядышком, а за их спинами терзал различные музыкальные инструменты небольшой, но шумный оркестр, состоящий здоровенных лохматых обезьян. Все одновременно говорили, ели, пили, пели, смеялись и обнимались: очевидно, гулянка была в самом разгаре.
Иван полюбовался на веселье и повернулся к Фоме. Тот стоял, раскрыв рот. Ланселот мрачно усмехался.
– Интересно, что бы все это значило? – задумчиво произнес Иван. – Келья аскета?
– Ничего себе, – только и смог сказать Фома. – Замуровался, значит, Мерлин. Страдает от любви, честности и глупости. Плоть умерщвляет…
Ланселот с чувством сплюнул.
– Ничего другого от нашего предсказателя я и не ожидал, – презрительно сказал он. – Прохвост, тунеядец и алкоголик. Паразит на теле. славного рыцарства. Иногда я готов согласиться с Артуром: неладно в нашем королевстве, ой неладно…
– Я думаю, что дело обстоит еще хуже, чем ты мог бы представить, – мрачно произнес Фома.
Иван посмотрел еще немного на пьянку Мерлина со товарищи, хмыкнул и предложил:
– Пошли, что ли, отсюда? Нагляделись, хватит…
– Пошли, – угрюмо кивнул Фома, но Ланселот неожиданно возразил:
– Нет, подождите: я хочу в глаза его бесстыжие посмотреть!
Прежде чем кто-нибудь успел его остановить, он вышел вперед, оказавшись освещенным светом факелов, развешенных по стенам, и громко сказал:
– Эй, сэр Мерлин! Приятного тебе аппетита!..
За столом изумленно замолчали. Все посмотрели на Мерлина, а он пригляделся повнимательнее, нахмурился, но тут же заулыбался и, ничуть не смутившись, заорал:
– Ба! Кого я вижу!.. Сам сэр Ланселот пожаловал! Позвольте представить, любезные гости, вам доблестного сэра Ланселота собственной персоной!.. Перед вами славнейший и храбрейший рыцарь, могучий воин и куртуазный кавалер!.. Присаживайтесь, добрый сэр, прошу вас к нашему столику!
От такого приема Ланселот даже слегка опешил. Он растерянно оглянулся на Ивана и Фому, потом сделал пару неуверенных шагов в сторону пирующих.
– Опомнись, сэр Ланселот, – негромко произнес Фома, – куда ты идешь?